Методы Доусона очень часто основывались на импульсивных решениях, но обычно это была проблема командира. А сейчас, чувствовал Брайант, это станет и его проблемой.
Кевин произнес несколько слов в интерком у двери послеоперационного отделения. Он позвонил туда заранее, и их уже ждали.
Полицейские подошли к столу, за которым сидела улыбающаяся Джейн, старшая сестра.
– У вас пять минут. Он все еще очень плох, – сказала она твердым голосом.
– Насколько плох? – уточнил Доусон, улыбаясь своей чарующей улыбкой.
– Ему немного лучше, потому что он вернулся в мир живых, но все еще испытывает сильную боль от семи переломов в ногах и руках.
– Семи? – уточнил Брайант.
– Мягкие ткани тоже сильно повреждены, – кивнула сестра, – так что больно ему будет еще несколько недель.
– Спасибо, – поблагодарил ее сержант.
– Вторая кровать в третьем блоке. И время пошло.
Брайант немедленно изменил походку и постарался двигаться как можно тише. Доусон не обратил на это внимания, и стук его каблуков оповестил о его прибытии все отделение.
– Боже, – произнес Кевин, когда пациент медленно повернулся в их сторону.
Его лицо было опухшим и раздутым, как будто отдельные его части надували с разной скоростью, а кроме того, создавалось впечатление, что его блестящая натянутая кожа была раскрашена детьми во все оттенки красного, багрового и черного.
Брайант насчитал семь хирургических стежков над левым глазом жертвы, а на челюсти их было столько, что они выглядели, как неровный частокол.
– Хенрик Ковальски? – уточнил Доусон, хотя в этом не было никакой необходимости.
Мужчина кивнул и скривился.
Кевин представил себя и своего напарника и поставил кресло слева от пациента.
– Не стану спрашивать, как вы себя чувствуете, – произнес он, и его сочувствующая улыбка и негромкий голос сильно удивили Брайанта. – Вы можете рассказать нам хоть что-то о том, что с вами случилось, Хенрик?
Конечно, это его дело, подумал Брайант, но сам он на месте Кевина стал бы задавать короткие прямые вопросы, чтобы выудить как можно больше информации за столь короткое время. Кроме того, было видно, что ответы на открытые вопросы
[31] даются лежащему перед ними человеку с трудом.
– Хенрик, сколько людей вас били? – спросил Брайант, прежде чем Доусон продолжил.
Избитый покачал головой, показал сначала один, а потом два пальца и пожал плечами.
Было очевидно, что два-три закрытых вопроса будут гораздо информативнее.
– Вы их знаете? – спросил Доусон, решив, что нападавших было несколько.
Жертва слегка повернула голову налево, что значило «нет».
– А они что-то говорили, когда били вас?
Поляк утвердительно кивнул.
– Может быть, вы сможете произнести хоть несколько слов, чтобы мы поняли, о чем шла речь?
Пациент сглотнул три раза подряд.
– Поляк… ублюдок… ничтожество…
– Они что, знали, что вы поляк? – удивился Брайант.
Ковальски утвердительно кивнул.
– Я понимаю, что вам тяжело говорить, Хенрик, но у вас за последнее время были какие-нибудь проблемы? – задал Брайант новый вопрос. Похоже, что нападение было не случайным.
– Обычные. Оскорбления. Мы не обращаем внимания. Жена. Беспокоится. – Хенрик говорил чуть слышным голосом.
Брайант поднял руку. Слишком много усилий и боли, а информации кот наплакал. Он не хотел, чтобы бедняга страдал напрасно.
– А может, это был кто-то, с кем вы пересеклись в пабе? – поинтересовался Доусон.
Ковальски покачал головой.
– Не пью. Нет денег, – сказал он и попытался улыбнуться.
– А что вы делали в том месте, Хенрик? – спросил Кевин, решив наконец попытаться выяснить что-то конкретное.
Брайант знал, что сейчас они думают об одном и том же. Наркотики.
– Работа, – просто ответил поляк.
Доусон поднял глаза. По ним было видно, что он в недоумении.
– Хенрик, но Центр занятости обычно закрыт в десять часов вечера.
Пациент покачал головой и вновь скривился от боли.
– Не… такая… – негромко произнес он, а потом потер большим пальцем указательный. – За наличные…
Ах, вот в чем дело! В этом было гораздо больше смысла.
Иммигранты, как легальные, так и нелегальные, часто брались за незаконную работу, чтобы заработать денег. Считалось, что около полумиллиона приезжих использовались мошенниками в качестве источника дешевой рабочей силы в больницах, на строительстве и в сельском хозяйстве. И мужчины, и женщины работали в опасных условиях без всякого обучения, и делали это за гроши, потому что вынуждены были содержать свои семьи.
– Нет. Выхода. – В голосе поляка звучало отчаяние. – Жена. Дети. Голодные.
Брайант постарался забыть о своем негодовании. Как мужчина, налогоплательщик и офицер полиции, он ненавидел этот подпольный рынок занятости. Но в последние двадцать лет сержант был основным добытчиком в семье, так что он был далеко не уверен, что не поступил бы точно так же, если б ему нечем было кормить семью.
Может быть, им стоит поискать среди людей, знающих, где собираются подобные гастарбайтеры?
– А еще что-нибудь они говорили? – решил Брайант поторопить Хенрика.
– Если. Женщина. Не… – поляк отрицательно покачал головой.
– Вам не о чем волноваться, Хенрик. Вам здорово досталось, но теперь вы вне опасности…
– Но. Я. Видел. Нож. – По щеке Ковальски покатилась слеза.
– У нападавших был нож?
Пациент кивнул.
– Хенрик, а почему вы появились там в такое время? – вновь вступил в разговор Доусон.
– Эсэмэска… – ответил Ковальски. – Я получил… эсэмэску.
Его глаза стали закрываться, а сестра уже махала полицейским, появившись на входе в блок. Боже, и она еще говорит, что ему лучше! Его хватило ровно на пять минут.
– У вас есть телефон? – спросил Брайант, отодвигая стул. Возможно, Стейси сможет отследить, кто послал сообщение.
Хенрик в изнеможении покачал головой.
– Потерял. Украли.
Доусон понимающе кивнул. Он проверит у полицейских, которые нашли этого мужчину, не находили ли они мобильник.
Попрощавшись, коллеги направились к выходу из отделения.
Когда дверь за ними закрылась, Брайант остановился.
