– Тогда выговорись, Кев, – ответил Брайант. – Если тебе есть что сказать…
Стейси откинулась на стуле и нахмурилась. При расследовании некоторых дел между этими двумя сержантами, случалось, возникал некоторый антагонизм, но сейчас в воздухе физически ощущалась настоящая ненависть.
Доусон подался вперед, принимая вызов Брайанта:
– Это ведь ты ни хрена не сказал в присутствии этого подонка, который не такая уж безобидная пташка. Как ты вообще можешь сохранять такое спокойствие в присутствии такого мерзкого, гнусного…
– Кев, ты действительно веришь в то, что мы смогли бы вправить ему мозги? – терпеливо спросил Брайант.
– Нет, но…
– Послушай, я ненавижу всех, кто считает нормальным пить алкоголь и садиться за руль. Я ненавижу всех, кто считает возможным вступать в половую связь с детьми. Я ненавижу каждого мужчину, который считает, что ему позволительно изнасиловать женщину. Этот список можно продолжать до бесконечности, и я ненавижу их всех, но я не в состоянии всех их поставить к гребаной стенке, правда?
Стейси вытаращила глаза, услышав, как ругаются ее коллеги. Пока Брайант говорил, его голос становился все громче и громче. В том, что он забыл про свою обычную сдержанность, было что-то пугающее. Ведь это именно его невозмутимая манера держаться обычно удерживала их всех в рамках.
«Какая, черт побери, кошка пробежала между этими двумя?» – подумала Вуд. И где босс, чтобы привести их в чувство? Обычно для того, чтобы снять напряжение, Ким хватало одной фразы.
– Кто будет его допрашивать? – спросила констебль, стараясь отвлечь внимание сержантов друг от друга.
– Я, – сказал Доусон.
– Я сам, – одновременно с ним произнес Брайант.
Отлично; то, что надо. По мнению Стейси, любой из них оказался бы настоящим бедствием. Этому Гэри Флинту удалось довести их обоих.
– А что, если это сделаю я? – предложила девушка.
– Обойдешься! – огрызнулся Доусон.
Вуд почувствовала, что начинает терять терпение.
– Сам обойдешься, – ответила она, заметив, как его рука сжала ручку. – Он и так уже ухитрился вывести тебя из себя.
– Прости, Стейс, но тебя я даже близко к нему не подпущу, – повторил Кевин.
Девушку разозлила бесповоротность его слов. Он не имеет никакого права указывать ей, что делать. Да, он – сержант, а она – констебль, и официально его положение выше, но они никогда не играли в эти игры.
– Кев, я, черт тебя подери, офицер полиции, который… – зашипела Вуд на своего коллегу.
– А он – кусок вонючего дерьма, которого надо сначала лоботомировать
[57], а потом сварить в кипятке, как лобстера.
– Брайант? – Стейси обратилась за помощью к второму сержанту.
– В этом случае я согласен с Доусоном, – покачал тот головой.
«Офигительно здорово», – подумала констебль. Единственное, что объединило этих двоих, так это заговор против нее.
– Это что, все потому, что он расистская свинья? – спросила девушка, бросая ручку.
Мужчины переглянулись и промолчали.
– Вы что, пытаетесь защитить меня от ублюдка, который ненавидит цветных?
[58]
– Стейс, он не просто ублюдок. Он патологически…
– А тогда где, Кев, тебя носило, когда мне было пять лет? – взорвалась Вуд. – Потому что нет ничего более патологического, чем маленькие дети, которые каждый день строят тебе обезьяньи рожи!
Она все еще не могла забыть это, хотя прошло уже больше двадцати лет.
– Стейс, мы просто не хотим… – попытался объяснить ей Доусон.
– Кев, послушай меня, – сказала констебль, пока Брайант отвечал на телефонный звонок. – Мне наплевать на людей, подобных Гэри Флинту. И хотя меня тошнит и крутит от его взглядов, я уважаю его за честность. А обидеть меня он не может, потому что я плюю на его мнение.
Стейси взяла ручку и начала постукивать ей по столу.
– Хочешь знать, кто меня действительно бесит? – Она не стала дожидаться его ответа. – Те люди, которые утверждают, что они не расисты, и в подтверждение своих слов рассказывают о том, что «мой лучший друг – темнокожий», или о том, что «у соседей партнера сестры моего молодого человека кошка черного цвета». Я ненавижу людей, которые ищут в своем окружении темнокожих, чтобы подтвердить эти свои декларации. Вот это действительно выносит мне мозг. Не те очевидные, брехливые ублюдки, громко кричащие о том, что они – расисты, а те тихони, которые постоянно это отрицают.
– Значит, ты предпочтешь Флинта?.. – Кев смотрел на свою коллегу с ужасом.
– Я предпочитаю людей, которые постоянны в своих взглядах и борются за свои убеждения, какими бы извращенными они ни были. Людей, которые отказываются покупать китайскую еду навынос или молоко в соседнем магазине только потому, что он принадлежит пакистанской семье. Эти люди – идиоты, но их видно за версту…
– Боже, Стейс, но не все же…
– Кев, а как твои родители отреагировали, когда на вашей улице появилась первая африканская или азиатская семья? – многозначительно спросила констебль.
– Да это их как-то не очень напрягло, – нахмурившись, сержант покачал головой.
– Совсем? – продолжала допытываться Вуд.
– Ну, они насторожились. И это понятно.
Стейси почувствовала, как на ее губах появилась печальная улыбка.
– Почему же они насторожились и кому это понятно? – негромко спросила девушка.
Она увидела, как Доусон резко побледнел, когда понял, как легко и естественно он согласился с подозрительностью своей семьи по отношению к «иностранному» присутствию. И смирился с этой подозрительностью.
На мгновение Стейси задержала на нем взгляд, а потом отвернулась.
– Никто из нас не будет допрашивать Флинта, – раздался голос Брайанта.
Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.
– У него стопроцентное алиби, – пояснил сержант. – Всю ночь он был на работе. А так как он больше не проходит по делу о нападении на Хенрика, Вуди передал его другой команде для допроса по поводу угроз. Он хочет, чтобы мы полностью сосредоточились на нападении.
Стейси кивнула и протянула руку за сумкой. Ей надо было срочно выйти из офиса. И она знала, куда пойдет.
Что-то изменилось в ее отношениях с коллегами. Что-то, что ей сложно было объяснить.
