– Может, посмотрим вот на этот снимок? Он гораздо крупнее, – предложил Ассад и извлек из сумки ту самую папку.
Почему ему было не достать ее сразу? Или в процессе набивания желудка он и уши себе законопатил хлебным мякишем?
Ассад подмигнул Карлу и выложил фотографию на кухонный стол ровно в ту секунду, когда вернулся хозяин с изрядно потрепанным выпускным альбомом.
– Вот он, – ткнул Ассад на молодого парня в исландском свитере и с пушистой бородой.
Две пары умудренных глаз в очках приблизились к фото.
– Да, я припоминаю его, но не слишком хорошо, – признался бывший директор.
– Карло, ну что ты, – встряла его супруга, прищурившись; ее грудь начала сотрясаться – видимо, в приступе еле сдерживаемого смеха. – Это ведь он играл на трубе на нашей шляпной вечеринке. И так фальшивил, что все остальные музыканты смолкли. Неужели не помнишь?
Муж пожал плечами. Развлечения и забавы явно входили в сферу компетенции супруги.
Она обратилась к Карлу и Ассаду:
– Кристоффер был милым. Очень застенчивым, но в то же время по-своему вполне симпатичным. Он живет на острове. В каждом наборе есть несколько учеников из местных, в основном же приезжают из Ютландии и с Зеландии. Ну и, конечно, мы обязательно принимаем несколько иностранцев. Больше всего из Прибалтики, насколько я могу судить. Восемь-десять человек из Эстонии, Литвы и Латвии; в том году было еще двое русских. – Она указала на двух девушек, после чего в задумчивости ткнула пальцем в щеку. – Дальбю – это действительно фамилия Кристоффера? Что-то никак не могу сопоставить ее с ним… Карло, проверь-ка фамилии по альбому.
Пальцы старика побежали вниз по списку учеников.
– Ты права, он не Дальбю, а Студсгорд. Причем тут еще несколько человек с такой же фамилией. Так что понятия не имею, почему на полицейской копии написано «Дальбю».
– Кристоффер Студсгорд, точно, да! – воскликнула его супруга с радостью. – Именно так.
– Прекрасно. По нашим сведениям, будучи учеником школы, он имел непродолжительную связь с Альбертой, если так можно выразиться. Вы можете сказать что-нибудь по этому поводу? – продолжал Карл.
Пожилая пара выразила сожаление. Прошло немало лет, да и тогда вряд ли они смогли бы сказать что-то конкретное. Они вообще были не очень в курсе жизни учеников во внеучебное время.
* * *
На обратном пути в Рённе Мёрк позвонил Розе и сообщил, что ей придется самостоятельно заниматься упаковкой материалов. Нельзя сказать, что она обрадовалась этой новости. Если посредством телефонной связи можно было бы передать все нюансы сотрясавшего ее негодования, Карл с Ассадом, вероятно, сгорели бы заживо.
– А мы сейчас проверим, дома ли Кристоффер Дальбю, – добавил Карл, чтобы направить разговор в иное русло. – На всем острове нашелся лишь один человек с таким именем, и он проживает совсем рядом с Рённе в двух шагах отсюда. Затем мы отправимся к сестре Юны Хаберсот в Рённе. Роза, ты вполне справишься без нас, – сказал Карл.
И все-таки она была недовольна.
Глава 15
Октябрь 2013 года
«Ха, эпилепсия!» – подумала про себя Ванда. Она повидала немало эпилептических припадков на своем веку. Из семи братьев и сестер младшая ее сестренка, самая любимая и больная, чуть ли не еженедельно подвергалась мучительным припадкам – от непродолжительных очаговых приступов до жутких судорог, вызывающих беспамятство, а потому Ванда прекрасно знала все приметы и проявления эпилепсии. Заболевание имело ужасающие, парализующие и гротескные личины, однако то, что только что сымитировала Пирьо, не напоминало ни одну из них.
Когда Ванда сняла ногу с педали и переключила передачу, женщина тут же ухватилась за нее обеими руками. Но почему Ванде она не позволила поступить так же, когда сама сидела за рулем? Странно!
Ванда взглянула на руки, сцепившиеся у нее на талии. Маленькие бледные ладони выдавали возраст и в то же время свидетельствовали о простодушии и уязвимости хозяйки. Кажется, руки дрожали.
Почему они дрожат? Она опасается, что не удержится и упадет со скутера? Или замерзла? Или так своеобразно проявляется реакция на недавний эпилептический припадок? В таком случае Ванда была несправедлива и недавний инцидент на самом деле явился следствием припадка. Несмотря на это, она не нашла подтверждений этому в собственном опыте.
Но все-таки она не врач. И ведь далеко не каждый раз присутствовала при приступах сестренки. А значит, стоило признать, что далеко не все проявления эпилепсии ей знакомы.
– Вот здесь сворачивай направо! – крикнула Пирьо.
Ванда прибавила газу, как только они свернули на дорогу, пересекавшую равнину с низкорослой растительностью. Пусть отныне женщина, сидевшая за ее спиной, знает, кто задает темп, пускай привыкает к новым правилам. Ибо не оставалось ни единого сомнения в том, что ее приезд был крайне нежелателен для Пирьо, как и предсказывала Ширли. Ванда почувствовала инстинктивный порыв нанести ответный удар, но взяла себя в руки. Так вернее можно выиграть борьбу за власть.
Когда-то Ванда была женщиной, видевшей перед глазами лишь стену, и она не хотела становиться этой женщиной вновь. Теперь никто не сможет ей помешать.
«Когда Ату увидит меня, я примусь за дело потихоньку. Поблагодарю его за то, что он позаботился обо мне в Лондоне, и он наверняка вспомнит взгляды, которыми мы с ним обменялись. Потом расскажу, что приехала служить ему, что готова делать это бесплатно. Он должен знать, что я в прекрасной спортивной форме и могу помочь слушателям его курса справиться с лишним весом. Возможно, таким образом мне сразу удастся убедить его оставить меня в Академии бессрочно».
– Ванда, чуть дальше начинается заповедник. Территория по правую руку называется Мюсинге Альвар, по левую – Гюнге Альвар. Вот здесь-то наверняка и бродит Ату.
Голос ее звучал более искренне, нежели раньше.
Ванда обернулась на Пирьо и увидела, что та широко улыбается.
Даже слишком широко.
«Твоя улыбка кристально чиста, и все же я не понимаю, какой причиной она вызвана», – так всегда говорил отец, когда кто-то из детей подходил к нему с задними мыслями. Жизненный опыт давно научил его, что улыбка улыбке рознь. Некоторые из них обходились ему в несколько центов, другие стоили существенных уступок и большей сговорчивости.
Вот такую, особую кристально чистую улыбку Ванда и увидела на лице Пирьо. Вопрос заключался в причине. И ей эта улыбка совсем не понравилась.
Ванда ускорилась и запрокинула голову, ветер щекотал кожу головы. Как у любой уважающей себя и свою религию ямайской женщины, спиральки ее волос были искусно переплетены, они блестели и создавали особый рельеф, плотно прилегающий к голове. Позволив дотронуться до своих волос, Ванда тем самым позволяла дотронуться и до тела. Она до сих пор помнила прикосновения Ату в Лондоне, когда его руки нежно и чувственно скользили по ее волосам. И она хотела испытать божественное прикосновение снова; в настоящий момент это желание было ее движущей силой.