Лаурсен взглянул на Мёрка с изумлением.
– Никак не возьму в толк, Карл, почему ты сомневаешься в том, что материалы на месте. В Дании убийство вроде бы не имеет срока давности…
– Все верно, Томас; вот тут-то и загвоздка. Это дело никогда не рассматривалось как убийство.
Глава 20
– Ну что, Ассад, удалось тебе откопать фотографию фанеры? – спросил Карл, когда они с помощником направлялись к гаражу.
– Нет. – Ассад замотал головой. Слишком много полок, слишком много бумаг.
– Ты предупредил любителя металлолома, что мы подъедем?
– Да, через полтора часа он обещал быть у себя в мастерской. – Ассад бросил взгляд на часы. – Перед этим мы успеем заскочить к родителям Альберты. Они живут на улице Дюссебаккен в Хеллерупе.
Карл наморщил лоб.
– Вот как… И как они реагировали, когда узнали, что делу дали новый ход?
– Мать заплакала.
Он так и предполагал. Их ожидало веселое времяпрепровождение.
Спустя пять минут они свернули на жилую улицу, и вскоре Ассад указал на ухоженное бунгало красного цвета. Тут были все условия для создания видимости благополучной датской семьи. Садовая калитка из неошкуренных бревнышек, плакучая березка, бирючинная изгородь перед домом, покрытая мхом плиточная дорожка, вполне подходящая для игры в «классики», а в центре участка возвышался флагшток с поднятым датским флагом. Значит, в этих местах кое-кто еще помнил день освобождения Дании в 1945 году. Не далее как утром Карл что-то не заметил поднятых флагов в Аллерёде. Хотя он и сам наверняка забывал бы поднимать флаг в нужные даты, если б у него имелся такой флагшток.
– Проходите, – пригласила их женщина с потухшим взглядом. – Мой муж немного не в духе, так что я буду говорить и от его лица тоже, – сразу предупредила она.
Гости поприветствовали пузатого мужчину в натянутых чуть ли не до ушей тренировочных штанах. Альберта явно пошла не в него. Когда мужчина уселся и повернулся, с его головы соскользнула кипа. Разве ее не прикалывают заколками для волос?
Карл осмотрелся. Если б не пресловутая кипа и семисвечник, он никогда не догадался бы, что находится в доме ортодоксальных иудеев. Видимо, в основном потому, что он понятия не имел, как выглядит дом ортодоксальных иудеев.
– Вы обнаружили какие-то новые улики по делу? – спросила госпожа Гольдшмидт слабым голосом.
Карл с Ассадом поставили ее в известность о недавних событиях, начиная от самоубийства Хаберсота и заканчивая созданием «штаба» в подвале полицейского управления.
– Кристиан Хаберсот принес нам больше горя, чем радости, – раздался из кресла раскатистый голос мужчины. – Вы, вероятно, намереваетесь поступить так же?
Карл опроверг предположение хозяина и рассказал, что хотел бы попытаться составить более подробный портрет Альберты, хотя прекрасно понимает, что им будет непросто говорить о дочери.
– Подробнее узнать об Альберте? – Госпожа Гольдшмидт покачала головой, словно не могла добавить в данном контексте никаких существенных деталей и от этого испытывала горечь. – Хаберсот тоже хотел знать больше. Да, сначала криминальная полиция Борнхольма, затем Хаберсот…
– Он предполагал, что наша бедная девочка была шлюхой, – вмешался отец. Он сказал это без гнева, скорее с ненавистью.
– Эли, он говорил совсем не так; нужно быть справедливым, все-таки этот человек теперь мертв. Возможно, он совершил самоубийство из-за нашей дочери. – Она замолчала и пыталась продолжить нить повествования. Ее руки, лежащие на коленях, задрожали; шейный платок стал вдруг слишком тесным.
Мужчина кивнул.
– Действительно, он не произнес этого слова. И тем не менее он утверждал, что она вступила с кем-то в определенные отношения, а мы считаем, что это неправда.
Карл с Ассадом переглянулись. Тело не подвергалось сексуальному насилию, это правда. Но была ли она девственницей? Мёрк вытащил блокнот из руки помощника и написал: «Девственница —?», а затем передал обратно.
Ассад покачал головой.
– Но ведь вполне можно предположить, что она вступала в сексуальные отношения, – сказал Карл. – Для девятнадцатилетней девушки это вполне нормально, даже в то время. По крайней мере, установлено, что она с кем-то встречалась, так говорят; и вам, вероятно, это тоже известно.
– Естественно, у Альберты водились поклонники, она была очень красивой девушкой. Как будто я не знаю. – Здесь голос отца дрогнул.
– Мы – совершенно обычная еврейская семья, – перехватила эстафету его супруга, – и Альберта была замечательной дочерью, воспитанной в нашей вере, а потому мы не думаем о ней ничего дурного. Мы не можем и не хотим думать о ней плохо. Но Хаберсот всегда шел напролом. Он утверждал, что Альберта не была девственницей, однако я рассказала ему о том, что это невозможно установить, потому что Альберта много занималась гимнастикой, и вполне могло так случиться, что… да, что…
Она никак не решалась произнести словосочетание «девственная плева».
– Именно поэтому мы и отказались разговаривать с Хаберсотом. Мы считали, что он говорит много гадостей, – продолжила рассказ женщина. – Я прекрасно понимаю, что такова его работа как полицейского и он смотрит на все под определенным углом зрения; и все же это было чересчур вульгарно. Кроме того, он решил пойти в обход и принялся расспрашивать друзей и родственников о том, какой была Альберта, да только все равно ничего не добился.
– В тот период не происходило ничего, что могло бы дать вам повод для беспокойства, – поступки Альберты, ее пребывание в народной школе?
Супруги переглянулись. Им было, вероятно, по шестьдесят с небольшим, но они производили впечатление глубоких стариков. Судя по всему, их привычки и представления законсервировались много лет назад; особенно это было заметно, когда они переглядывались. «Ход вещей никогда не поменяется», – казалось, говорили их глаза, и это не имело никакого отношения к ограничениям и запретам, наложенным взглядом на мир, характерным для ортодоксальных евреев. Скорее это происходило от горечи, возникшей после того, как их бытие надломилось.
– Я вижу, что беседа дается вам очень нелегко, но в данный момент мы с Ассадом больше всего желаем, чтобы ответственный за гибель Альберты был наказан. Поэтому мы не можем исключить ни одну версию, как не можем упустить из виду ни ваше восприятие Альберты, ни взгляд на нее Хаберсота. И я искренне надеюсь, что вы нас поймете.
Кивнула только жена.
– Альберта была вашим старшим ребенком?
– У нас были Альберта, Давид и Сара. Теперь в живых осталась одна Сара. Это прекрасная девушка. – Женщина попыталась улыбнуться. – Она принесла нам чудесного внука аккурат в Рош-ха-Шана. Лучшего и пожелать нельзя.
– Рош-ха… что?
– Иудейский новый год, Карл, – буркнул Ассад.
