Пластиковая папка скользнула по поверхности стола.
– Мне надо возвращаться в участок, а вы посмотрите эту запись. Получите более-менее полное представление о его смерти. Видео снято приятелем Хаберсота, приглашенным на прием. Его зовут Вилли, но мы прозвали его Дядя Сэм. Полагаю, у вас есть с собой компьютер, на котором можно ознакомиться с данным эпизодом. Хорошего времяпрепровождения, если можно так сказать.
И Биркедаль рывком поднялся с кресла.
Карл зафиксировал взгляд Розы, приклеившийся к подтянутым ягодицам полицейского, когда тот выходил из комнаты.
Вряд ли этот взгляд понравился бы фру Биркедаль.
* * *
Экс-супруга Хаберсота так радикально отрезала от себя прошлое, что отказалась не только от фамилии мужа, но и от всего остального, что могло вызвать воспоминания о нем. И она совершенно не скрывала своего настроя, когда Карл по телефону попытался завязать с ней диалог.
– И если вы предполагаете, что смерть этого мужчины вызовет во мне хоть малейшее желание выставить его личные и наши с ним совместные неприятности на всеобщее обозрение, то вы ошибаетесь. Кристиан совершил выбор не в пользу семьи в сложный период, когда я и особенно наш сын отчаянно нуждались в его внимании, – а теперь он расплатился за свои неверные решения посредством трусливого самоубийства. Обратитесь куда-нибудь в другое место, если желаете услышать о поглотившей его жизнь страсти; от меня вы ничего не добьетесь.
Карл посмотрел на Розу с Ассадом; те жестами показывали ему, чтобы он не отступал. Черт возьми, как будто без них непонятно…
– Вы думаете, он был поглощен делом об Альберте – или чувствами к самой девушке?
– Уф-ф… и что ж вы, легавые, всегда так напираете, а? Я же сказала, оставьте меня в покое. Всего хорошего. – Раздался щелчок, разговор был окончен.
– Карл, она поняла, что у вашего диалога есть свидетели, – заметил Ассад. – Надо было поехать к ней, как я и говорил.
Карл пожал плечами. Возможно, Ассад и прав, но час был поздний; к тому же, по его мнению, существовало два типа свидетелей, которых по возможности следовало избегать: те, кто треплется слишком много, и те, кто предпочитает держать язык за зубами.
Роза провела пальцем по блокноту.
– Вот адрес сына Хаберсота, Бьярке. Он снимает комнату в северной части Рённе, мы будем там через десять минут. Поехали?
Решение уже было принято. Роза поднялась с кресла.
Глава 4
Нужный им дом по Сандфлугтсвай стоял в глубине, щеголяя французским балконом, и буквально источал блаженство. Здесь знали толк в дверных молоточках, медных именных табличках и выхолощенных газонах. Здесь ездили на выдраенных «Поло» и французских авто; внедорожники тоже были припасены, для хозяйских дел. Вот символы статуса в датской провинции во всей своей красе.
На двери значилось лишь одно имя – Нелли Расмуссен.
– Да-да, Бьярке Хаберсот как раз здесь и живет, – подтвердила хозяйка, произнеся имя постояльца с особой теплотой. Дама стояла на пороге полуоткрытой двери с тряпкой для пыли, торчащей из ложбинки между грудей; в растопыренных пальцах она держала вяло дымящуюся сигарету с фильтром. – Только не рассчитывайте, что Бьярке будет в настроении с вами разговаривать, – заметила она с профессиональной миной арендодателя, недовольным взглядом скользнув по удостоверению личности Карла. Он дал бы ей лет пятьдесят пять. Синий халат, покрашенный вручную, «химия» на волосах с выцветшими и неухоженными кончиками, и совершенно кривая татуировка на запястье, которая, очевидно, должна была придать женщине более экзотичный вид, но не соответствовала замыслу. – Я думаю, вам следует проявить немного уважения и дать ему возможность справиться с шоком. Все-таки его отец, царствие ему небесное, всего несколько часов назад покончил с собой.
Ассад сделал шаг вперед.
– Весьма трогательно, что вы так сочувствуете своему съемщику и так заботитесь о нем. Но что, если мы принесли ему последнее письмо от отца? Разве не досадно будет, если он его не получит? Ну, или вдруг его мать тоже совершила самоубийство? Или вы считаете, что в таком случае мы должны были бы рассказать о несчастье вам? А если мы на самом деле пришли, чтобы задержать Бьярке за поджог? Хорошо ли тогда, что вы на своих шпильках стоите перед представителем правопорядка и препятствуете выполнению им служебных обязанностей?
Лицо ее немного перекосилось, пока она, сбитая с толку любезностью Ассада, переваривала огромное количество полученной информации. Судя по всему, она смутилась, когда Ассад взял ее руку и принялся гладить тыльную сторону ладони, уверяя даму, что он прекрасно понимает, как сильно повлияло на нее горе, обрушившееся на одного из ее жильцов. Как бы то ни было, она отпустила дверную ручку, после чего Карл распахнул дверь настежь носком ботинка.
– Бья-а-а-арке! – нехотя крикнула хозяйка, поднимаясь по лестнице. – К тебе пришли. – Она повернулась к троице: – Постойте минутку здесь в коридоре, прежде чем подниматься. Постучите к нему и ждите, пока он сам не откроет, ага? Бьярке временами бывает слегка недееспособен, но вы наверняка закроете на это глаза, раз уж сложилась такая серьезная ситуация. По крайней мере, я так и поступаю; можете даже назвать меня лицемерной, если хотите, но так уж обстоят дела.
Недееспособность можно было ощутить на полпути наверх. Здесь воняло в точности как в наркокафе в Нёрребро чудесным вечером после выплаты социального пособия малоимущим.
– Сканк
[4], – прокомментировал Ассад. – Очень чистый, сильный запах. Не столь невнятный и не такой кислый, как у гашиша.
Карл нахмурился. Чертов профессор у него на буксире. Сканк или гашиш, какая, к черту, разница – дух деградации, будь он неладен, ощущать всегда печально.
– Не забудьте постучаться, – донеслось с нижних ступенек.
Видимо, Ассад не успел осознать это напоминание, потому что он немедленно взялся за ручку и отворил дверь. Но резко остановился прямо на пороге, и Карл понял, почему, когда из-за плеча Ассада сам заглянул в комнату.
– Роза, погоди секунду, – сказал он, пытаясь остановить коллегу.
Посреди комнаты, откинувшись на спинку массивного ободранного кресла, сидел совершенно голый Бьярке, поджав под себя ноги и сжимая в руке бутылку с целлюлозным растворителем. И кроме того, что на нем не было ни единого предмета одежды, он еще и оказался мертвым – это было видно невооруженным взглядом, несмотря на то что мощные солнечные лучи еле-еле пробивались сквозь густой гашишный туман. Перерезав вены, Бьярке оборвал свою жизнь. Глаза его были полуоткрыты в мечтательном взгляде. Эта смерть явно не была мучительной.
– Ассад, ты унюхал не сканк, а смесь гашиша с целлюлозным растворителем.
– Ну, хватит уже меня блокировать, – проворчала сзади Роза, пытаясь протиснуться между ними.
