Невысокий, толстый его товарищ пустился было полушепотом в путаные объяснения, но князь прервал его взмахом руки:
— Довольно, Коньо.
Хозяин быстро, не оборачиваясь, пошел в свои покои. За ним семенил, отдуваясь, Конрад. Толстяк то и дело натыкался на углы, сундуки, скамьи, ойкая и вполголоса поминая радугу и всех ее нежитей. Следом большой черной птицей бесшумно следовал невидимый в темноте Игор.
Не поскупившись, Казимеж выделил гостям лучшие покои. Слабый свет единственной свечи выхватывал из темноты роспись на стенах: тонконогих породистых скакунов с выгнутыми, как бровь красавицы, шеями, поднявших посохи да книги охотников и гордость Казимежа — своры широколобых гончих.
Черный Влад усмехнулся, бросив быстрый взгляд на одну из стен, где молодой красавец князь, в те поры, видно, еще не женатый на ведьме Агате, скакал, не разбирая дороги, преследуя лису. Неизвестный живописец, расстаравшись, изобразил и лихо подкрученный желтый ус, и знакомый, не лисий — человечий страх в глазах обреченной добычи, и перстень с крупным зеленым камнем, от которого протянулись к рыжей лиске связывающего заклинания.
Жаль, погнавшись за торжественной красотой, остановился художник на полуволосе от правды — запечатлел молодого князя в пылу погони. Нет, не это называл Владислав охотой — то лишь забава, похвальба колдовской силой и удалью.
Саму ж охоту князья исстари доверяли егерям — ускачет княжья свита на красивых лошадках, отстанет дедок-егерь, подойдет к спеленутой магией лисичке и, не глядя в полные страдания глаза, ударит добычу короткой дубинкой по голове, чтоб не портить князю трофейной рыжей шкурки. Забыл живописец старичка с дубинкой. Залюбовался статным молодым князьком.
Красиво было выписано, не за страх — за совесть. А может, и за страх. Уж больно часто видел Владислав этот затравленный взгляд. Глазами загнанной лисицы смотрел на него вчера будущий тестюшка.
— Не твоя охота нынче, старик, моя, — полушепотом произнес князь, поднеся свечу к росписи на стене, — и не помогут побрякушки-камешки. Вспомнишь ты и должок вернешь… Сторицей…
Владислав не договорил, сам себя оборвал на полуслове, словно темная, кипевшая внутри то ли злоба, то ли застарелая обида сдавила грудь, лишая воздуха. Он прошел в полутемные покои, широко распахнув дверь. Сняв с шеи ключ, отпер большой сундук и вынул оттуда тщательно свернутые карты. Расстелил на столе.
— Здесь, здесь и здесь за последние две седьмицы. Последнее окно там, в Вечорках, — резко бросил он, гневно ударив ладонью по столу, — и снова ведьма сбежала, оставив нас дураками.
— Как сквозь землю ушла, — виновато пролепетал толстяк Конрад.
— Она слишком умна для простой сельской лекарки, — глухим рокочущим голосом отозвался Игор, предпочитавший оставаться в дверях, в полутьме. — Она знает свою силу…
— Да только мы толком ее не знаем! — Рассвирепев, Черный князь повысил голос, и в подсвечнике на краю стола разом вспыхнули шесть свечей. — И однажды она откроет радужную топь у нас под самым носом. Ведь ты же не хочешь потерять свою магию, Игор? Превратиться в месиво раздробленных костей?.. Нужно найти девчонку, потому что она — ключ ко всему. Она нужна мне… Очень нужна… Как бы она ни была умна и сильна, найдутся те, кто умнее и сильнее. И ты знаешь, что и самый сильный колдун против сотни хорошо вооруженных наемников — слабее младенца. За то, что мертвяк всадит тебе вилы в бок, отповеди не будет. А теперь представь, как наша девчонка попадет в руки… того же Милоша. Не будет в Черне мага, который не позавидует мертвякам, когда топи начнут лопаться… Поэтому бросайте все, не ешьте, не пейте, не спите — а достаньте мне вечоркинскую девку, пока она большой беды не наделала. А уж я найду, как с ее силой справиться…
Владислав провел широкой ладонью по коротко остриженной голове. Гнев исчез из ледяных глаз, погас, словно костер под резким дыханием метели.
— Все собрали? — спросил он уже спокойнее.
Конрад, не хуже доброго пса чуявший перемену в настроении хозяина, расположился за столом и принялся доставать из своей видавшей виды сумы склянки, доверху заполненные землей, каменной пылью, речным песком.
— Образца не привезли? — спросил князь, отчего-то глянув не на суетившегося Коньо, а в двери, на Игора.
Толстяк отрицательно покачал головой:
— Схоронили уж… Копать не стали — деревня. Не любят деревенские, когда у матушки-Землицы усопшего отнимают. Да только…
На темном лице Игора появилась нехорошая усмешка, сверкнули ядовитой зеленью большие внимательные глаза.
— Гулял я возле погоста…
Он, по-разбойничьи ухмыляясь, достал откуда-то из складок своего бесформенного плаща склянку, до половины наполненную бурой жижей. Влад довольно улыбнулся, принимая подарок.
Глава 10
Не ждал, право, даже не надеялся на такую удачу. Неужто Судьба вспомнила о нем? Землица-заступница обратила свой лик к нему, а не к кому-то другому. Всю жизнь шел где-то в середке: не пан и не охвосток. Повезло братцу Лешеку родиться вперед, обещана брату во владение Дальняя Гать. А его отправил отец на чужой двор. Повезло Якубу Бяломястовскому родиться наследником Бялого, а его, Тадеуша, при наследнике оставили. А вот как оно обернулось. Якуба радужная топь приломала, а последышу Тадеку, второму сыну, рука Элькина обещана.
Может, увидел в нем князь Казимеж такого же, как он сам. Говорят, и сам бяломястовский господин сперва не был Землицей обласкан. Тоже второй сын, к чужому двору отправленный, в Черну. А только повезло ему, и не раз. Первый, когда вернулся он домой в Бялое за какой-то день или два до кровавого мятежа, когда Влад Чернский силу и жестокость свою показал, всех бояр вырезал, да не мечом или ножом — мыслью одной. А вот братцу его старшему не повезло — сунулся в Черну по глупости да от жадности, оказался на пути кровавого Влада. Так и стал Казимеж бяломястовским князем.
Не желал такой судьбы Тадек брату Лешеку. Не разведи их в стороны, жили бы и по сей день душа в душу. Не надо было Таду Дальнегатчины. Единственное, чего желал он в этой жизни, — бяломястовна Эльжбета.
И не зря просил он Землю, не зря целовал черный земляной алтарь в храме на Солнцеворот. Обещался ему Казимеж отдать Эльжбету, как выйдет восемнадцать. И осталось-то всего ничего.
Так и прыгало сердце в груди, стучала в висках закипающая во всем теле радость.
— Якуб, здравствуй многие годы! — Тадеуш заметил неспешно минующего двор княжича. Тот шел, склонив голову — не понять, замечтавшись или задумавшись.
— И тебе долгих лет, — отозвался Якуб. — Тадек, ты Илария не видел?
Тадеуш покачал головой.
— Верно, у девки какой-нибудь. Будто ты Илария не знаешь, — насмешливо отозвался он, не замечая взволнованного взгляда из-под белого платка.
— Нет, девки девками, а уговор у нас был. Обсудить я с ним хотел одно дело. И он уж на три четверти часа опаздывает к назначенному сроку. Не бывало раньше такого… — В голосе Якуба сквозила нешуточная тревога. — Не случилось ли чего?
