Эльжбета ждала у черного крыльца. Отчего-то она уверилась, что, расскажи о незнакомой словнице матушке, Агата выбранит ее, а гостью со двора сгонит. Вот и решилась Элька встретить Ханну у задней двери и сразу укрыть у себя — девки хоть и болтливы, но лишнего не скажут, потому как веры им у матушки да батюшки нет никакой. Что и сболтнут — худа не будет.
Сама себе удивляясь, Эльжбета прошлась по двору, присела на скамейку, задумалась. Кажется, еще с полчаса назад готова она была стать Черной княгиней — для батюшки, послушавшись разумных его речей. И матушка не отговорила. А тут — шепнула словцо словница Ханна, и тотчас показалось Эле, что мало ей воздуха. Грудь теснило от ощущения неминуемой беды. И смерть показалась краше свадьбы с Владиславом Радомировичем, Чернским князем.
Видно, не зря ела свой хлеб словница Ханна, как книгу прочла всю душу княжны. И не посмотришь, что магичка на взгляд — Эльжбетина ровесница. Видно, и силой колдовской, и мудростью Землица не обидела.
— Да как же это? — изумилась Элька, едва Ханна, блестя серыми глазами, поведала, о какой помощи идет речь. — Да разве ж такое можно… Зельем наговорным его поить. Ведь отповедью сердце остановит…
Княжна прижала руку к побледневшим губам, но Ханна, видя, что уж рыбка захватила наживку, ловко подсекла добычу, ласково взяла княжну за другую, повисшую плетью руку, вложила в ладонь залепленный воском глиняный кувшинчик.
— Так то не яд, дражайшая княжна, — проворковала она, — отсрочка. Беды от нее не выйдет. Да и отповеди не страшись: нет здесь ни капли магии, одни травки и корешки. Влей пару капель жениху в вино, как придет он к тебе в день перед свадьбой увидеться — и спать ложись. На два-три денечка свадьба отложится… А тут уж и магии черед… Отвернется от тебя Черный князь, батюшке-Казимежу подарки да подношения понесет, лишь бы свадьбе не бывать. Колдовать сама буду. Дело верное. Чай, словница, не убогая палочница-ворожея. Им сутки плясать и искры сыпать, а мне слово вымолвить…
Ханна улыбнулась, прищурившись. Зубки у словницы были ровные, острые. Лисьи зубки. «Такими зубками горло вырвет», — отчего-то подумалось Эльжбете, и она, перепугавшись, отогнала нечаянную мысль. Снова принялась расспрашивать — не будет ли от магии отповеди, не настигнет ли струсившую невесту ответ матушки-Землицы на злодеяние.
— Если у Землицы силу брать, так настигнет, — шаловливо склонив голову набок, проговорила Ханна. — А если из другого колодца водички черпнуть…
Слышала Элька в детстве страшные сказки, что, дескать, есть такие маги-отступники, что радуги да ветра не боятся. Радужных нежитей в услужение берут да из небесной ткани силу черпают. Но не верила. Слыханное ли дело: ветру душу свою уступить, чтоб ее до скончания времен над облаками носило, без покоя, без утешения.
С ужасом посмотрела княжна на маленькую словницу. Уж и не девочкой она показалась — столетней ведьмой, радужной силой в девочку обратившейся.
— Не бойся, княжна, — шепнула Ханна, по-прежнему улыбаясь. — Твоей бессмертной души мне не надо. Отдашь ее Земле, когда время выйдет. Но для того колдовства, что мы затеяли, одного слова мало. Первое тебе, княжьей дочери, обременительно не будет… Коня мне нужно, да только чтоб конь был чернее ночи. Есть, верно, в батюшкиных конюшнях…
Эльжбета коротко кивнула, ожидая, чего еще попросит страшная гостья. Уж о том, чтобы согнать Ханну со двора долой, не могла Элька и помыслить — сама в дом нечисть пригласила, так уж не гневи, делай, что сказано. А то налетят радужные демоны, откроет око топь — да примется ломать кости, пить колдовскую силу… Братцу, почитай, повезло: не убила, изуродовала да силу забрала. А ей так-то повезет ли?..
— Что ж еще? — заметив, что гостья молчит, словно прислушивается, наконец нетерпеливо спросила Эля.
— Странное ветер говорит. — Ханна огляделась, понизила голос. — Дай, говорит, черного мага, который колдовать не может. Чтоб в глазах у него небо, а в руках — кровь да огонь…
Ханна недоуменно пожала плечами, глядя не на перепуганную Эльжбету, а в сторону, где под стеной дома крутил песчаные воронки залетный ветерок. Видно, ветер ничего не ответил, потому как брови словницы грозно сошлись, а улыбка совсем исчезла из серых глаз.
— Коли знаешь такого мага — твое счастье, княжна. А без него и затевать нечего — не даст ветер силы, чтоб Черного князя от тебя отворотить.
— Знаю, — тихо прошептала Элька. — Только обещай мне, что с ним худого ничего не сделаешь.
— Ни душе, ни телу, — повеселев, ответила словница, — и не вспомнит твой маг, для чего дом родной покидал. Уж мое слово верное…
— И так не вспомнит, — подумала Эля, — беспамятный лежит. Выживет ли…
Эльжбета уж приготовила для гостьи пару монет, да только Ханна торопливо махнула руками, отказываясь. Оскорбилась, глянула надменно, так что Элька отступила, опустила виновато взгляд. Есть силы, при которых и княжьей дочери не зазорно глазки долу держать.
А словница тем временем повернулась и пошла прочь. Только, не пройдя пары шагов, бросила через плечо:
— Вышли людей с конем и магом к северным воротам. Коли все верно исполнишь — пришлю тебе платок с моей головы. Платок сожги, а кувшинчик спрячь, девки у тебя резвы не в меру.
Эльжбета спрятала кувшинчик в рукав и торопливо пошла в дом. Сама беду накликала — сама и отведи. А до вечера день недолог. Коня из стойла свести полдела, а вот выкрасть из-под Юрекова носа мануса Илария — уж не молоденькой княжне с зеленым перстеньком. Тут подмога нужна.
Глава 12
— Матушка-барыня, — прошептал тонкий испуганный голос. — Это я, Ядзя. Тьфу ты, ветров сын…
Вражко, не желая повиноваться дворовой девке, фыркал и нервно переступал ногами.
— Помолчи, Ядзенка, — шикнул на служанку другой голос, хриплый, старческий. — Язык как помело, да толку мало. Коника держи, а то беду накличешь…
Эко воинство у княжны. Смех, да и только. Болтушка-Ядзя едва сдерживала танцевавшего на месте красавца Вражко. Немного позади, поближе к дремлющим у ворот стражникам, сидела на возу с сеном приземистая бабка в нарядном платке, видно, княженкина нянька. Через плечо ее была переброшена расшитая шелком торба, из которой на ладонь выглядывала старинная, обернутая бархатом книга. Видно, берегла Эльжбетина наставница свою книжицу — старой выучки ведьма, всю жизнь, наверное, этой книжкой и управлялась. Нянька раскраснелась в подбитой мехом душегрейке, всерьез собралась старуха коротать летнюю ночь в лесу. Не страшилась, видно, ни лихих людей, ни диких зверей, ни радужной топи. Небось всего навидалась книжница на своем веку.
Строго смотрела на Ядвигу, от холода и страха выбивавшую дробь зубами так, что, казалось, сыплют на доску сухой горох. Лицо старухи показалось Агнешке смутно знакомым, но память подвела, не пожелала подсказать, где встречались старая нянька княжны и укрытая темным мужским плащом «матушка-барыня».
