Крик смертельно раненого зверя. Крик страха и такой боли, что раскалывает надвое самую суть, разделяет огненной вспышкой разум и страдающее тело.
Агнешка вскочила на ноги так резко, что перед глазами покачнулось и поплыло. Побежала, неловко прыгая, обжигая ноги о раскаленный песок.
Увидела, как из собравшейся вокруг магического камня толпы баб выскочила уже совершенно здоровая мельничиха, прижимавшая к груди завернутого в пеленки новорожденного, и бросилась в сторону деревни. Еще несколько девок прыснули за нею. Но бабы остались на месте и продолжали голосить — и в этих криках Агнешка услышала смешанное со страхом любопытство. То самое любопытство, которое гонит зевак на пожары, — алчное желание утолить жажду нового чужой бедой.
Снова крик. И плотное кольцо баб всколыхнулось, отпрянуло. Так что маленькой лекарке стала видна серая горбатая спина камня, а над ней — большое переливающееся радужными полосами сияющее кольцо.
Она тотчас узнала его. Узнала и припустила вдвое быстрее.
Под камнем, извиваясь и скребя пальцами землю, корчилась Лампея. Лицо старухи пошло багровыми пятнами, выступила алая сеть сосудов. Капли крови стекали из ее глаз и ушей, из приоткрытого рта текла на песок розовая пена.
Агнешка бросилась к старухе, надеясь успеть — подхватить и нести. Нести как можно дальше от проклятого ока радужной топи. Но едва она, подбежав, прикоснулась к извивающемуся телу колдуньи, как та одним резким движением вытянулась во весь рост, разметала в стороны перепачканные кровью руки. И в одно мгновение тело вновь скрутило, вывернуло с хрустом спину.
Агнешка отпрянула, зная, что будет.
Семицветное зеркало, висящее над камнем, едва заметно пульсировало, ломая тело ворожеи — выпивая остатки ее магии.
— Да что ж ты делаешь? — закричала лекарка, одним прыжком взбираясь на камень. — Отпусти! Отпусти!
И она по локоть запустила руки в теплое липкое нутро радужного круга. В тот же самый миг, словно отозвавшись на ее слова, искореженное тело колдуньи изогнулось, и из окровавленного комка вырвалась худая рука.
Агнешка почувствовала, как волна холода ударила ее по плечам, бросилась в пальцы. И под ладонями затвердела, пошла трещинами радужная пленка. Око с треском лопнуло, окатив ее ледяными осколками. И исчезло.
— Лампею убили! — тотчас заверещала баба за ее спиной.
— Ба-абку Лампею знахарка закля-атьем убила! — подхватила вторая.
Глава 2
— Беги!!!
Острая ветка полоснула по щиколотке. Выступила капля крови.
Другая ударила по глазам — да не тут-то было. Прыжок. И — заслонив рукой глаза — в чащу. Там, среди рыжих сосновых стволов да бурелома, легче оторваться от погони.
Треск веток. Ругань. Проклятия. Да где-то позади — потерявшийся в лесных шумах женский крик:
— Беги!!!
Лай и вой. По следу спустили собак. Одна из них пробралась через колючие кусты и уже так близко, что слышно ее отрывистое жадное дыхание.
Молодой маг развернулся всем корпусом, сложил пальцы щепотью и резко стряхнул заклятье прямо в оскаленную морду пса.
Гончак затряс широкой головой, замотал рыжими ушами, оглядываясь и словно недоумевая, как могла жертва, до которой оставалось каких-нибудь два прыжка, исчезнуть, раствориться в прозрачном, как сеть, сосновом лесу.
Маг осторожно, чтобы не наступить на ветку, прошел мимо озадаченного пса и сначала медленно, а потом бегом бросился в сторону дороги, где возле разросшейся бузины привязал перед злополучным свиданием своего коня.
Вороной зафыркал и тряхнул челкой, когда маг вывел его под уздцы на дорогу и ловко вскочил в седло. Заслышав погоню и зная нрав своего хозяина, конь рванул, не дожидаясь шпор. Облако пыли скрыло вороного и всадника.
Когда успокоилась кровь, обезумевшее от гонки сердце застучало мерно и спокойно, а грохот в ушах стих, маг придержал коня, а потом и вовсе остановился, спешился, достал из седельной сумки плащ, накинул на нижнюю рубашку. Пригладил ладонью густые черные, как челка вороного, волосы.
— Эх, парень, — ласково потрепав по шее коня, пробормотал маг, и озорная улыбка появилась на его губах, — не впервой, не надевши штанов, удираем. Но вот не снявши — такого у нас с тобой еще не бывало.
Вороной фыркнул, затанцевал на месте, выгнул блестящую черным лаком шею.
— Дуры бабы, — резюмировал черноволосый повеса, — все бы ломаться да цену набивать… а с другой стороны, Вражко, — весело обратился он к вороному, — если б не ломалась, так гнал бы меня ее муженек с голым задом по лесу как пить дать. В гневе и палочник — сила. Огрел бы твоего хозяина поперек спины, а? И не поглядел, что княжий маг, манус истиннорожденный.
Вражко согласно склонил голову, а его хозяин расхохотался да похлопал себя по груди, там, где под плащом с княжескими гербами виднелось исподнее.
— Как в таком виде князю покажемся, нахлебник? — снова обратился к коню юноша. — Что врать-то будем?
Конь снова фыркнул, и такой ответ явно удовлетворил его не к месту развеселившегося хозяина.
— И то верно, — ответил он. — Может, и врать-то не придется. Глядишь, не узнает Казимеж. Каська, хоть и глупа, на меня не покажет. Ради своего же бугая-мужа смолчит — знает, что значит захудалый палочник против княжьего мануса. Он без посоха своего пятки не почешет. А я — другое дело…
И молодой красавец маг вытянул вперед ухоженные бледные руки. Тонкие, без единого кольца пальцы сложились — и между ними пробежали едва заметные белесые искры. Маг, словно бы не глядя, стряхнул их в сторону на склонившуюся к дороге яблоневую ветку. Белые змейки побежали по листам, юркнули в глубь ветвей — и тотчас маленькие, не больше лесного ореха, зеленые яблоки стали наливаться соком, порозовели.
Юноша сорвал несколько яблок, одно из которых сунул в губы покорно бредущему за ним вороному.
— Ешь, Вражко, — прошептал он, потрепав коня по лоснящейся черной щеке. — Вольное-то, оно слаще…
Конь прянул ушами. Маг спрятал белые ухоженные руки в черные перчатки. А через мгновение и сам услышал стократно повторенный лесным эхом гул голосов.
Погоня.
Молодой человек вскочил в седло и пришпорил вороного, но — странно — помчался не прочь, а в ту сторону, где гудели в лесу голоса.
— Посмотрим-ка, Вражко, кого гонят, — с мрачной усмешкой прошептал он, прижимаясь к лошадиной шее. — Лиса лисе всегда поможет от собак уйти…
Доброе ли сердце Илария заставило его поворотить в сторону, стройные ли ножки юной беглянки, бросившейся под самые копыта Вражко, — поди разбери теперь.
Вражко вскинулся на дыбы, девчонка — лет шестнадцати, не более — вскрикнула, бросилась в сторону, упала, споткнувшись. И едва успела подняться, когда на дорогу высыпали из леса ее преследователи. Остановились, заметив гербы на плаще путника, окинув завистливо-злыми взглядами красавца коня и стройную фигуру мага.
