— Что ты себе позволяешь, старик?! — возмутился князь, видя, что лишь ловкость сына еще мгновение назад отделяла его от бесчестья.
— Твой сын достоин великого жребия, Радомир Чернский, — ответил старик, убирая руку. — Из него, может статься, вырастет великий и благородный воин и добрый хозяин. Но тех, кому Земля много дала, Небо искушает и испытывает вдвойне.
— Вот и подготовь его к этим испытаниям, маг Мечислав, — грозно нахмурившись, бросил Радомир. — Чтобы мой сын мог стать мне достойной заменой. Но если еще раз увижу, что ты поднял на княжича руку…
Отец замолчал. И Владиславу захотелось вступиться за учителя, который теперь уже не казался ему таким ужасным, но юноша промолчал, не в силах перечить отцу. А Казимеж не утерпел:
— Так как же учение — и без палки? — усмехнулся Казик, подкручивая желтый ус. — Мой батюшка, бывало, как примется учить, так потом по три дня ни я, ни братец Желек сесть не можем.
Князь не пожелал ответить на шутку. И Казик смущенно отвел глаза.
— А если княжич пожелает ударить меня? — спокойно спросил старый маг.
— На то он и князь будущий, чтобы учить нерадивых слуг и холопов, — ответил Радомир, — а ты и думать не смей, старик, иначе придется тебе искать другой кров. А на старости лет достойное место найти непросто.
Князь вышел, поманив за собой Казимежа и оставив наследника наедине с новым учителем.
— Не моей руки тебе надо бояться, князь Радомир, — едва слышно шепнул старик.
Глава 57
Если б знать, что случится беда, верно, нашлось бы средство — не допустить, отвести, оборониться.
Что же делать?
Вспыхнули в одно мгновение страх, боль, горькая обида за предательство. И опали, как опадает, ударившись о берег, речная волна. Всю злость забыла, всю обиду. Бросилась к неподвижному телу, обхватила руками бессильно запрокинутую голову. Вся жизнь перед глазами пронеслась, промелькнула. Словно вдруг вывернулось время, и все крошки, все узелки памяти вышли наружу. И не вспомнилось дурного, всколыхнулось хорошее: радость, нежность, любовь.
Агата припала щекой к груди Эльки, прислушалась. Даже не услышала, сердцем учуяла, что жива дочка. Тотчас, подхлестнутая материнским страхом, заклубилась сила, полетели с зеленого кольца княгини белые искорки, упали бисеринками на тело Эльжбеты, и тотчас вобрала их тонкая ткань платья. Элька вздохнула судорожно, резко, закашлялась, хватая ртом воздух.
Жива.
Часто гадала Агата, за что Судьба так обошлась с Якубом. Неужто успел настолько прогневить Землю-матушку дерзкий мальчишка, что пришла по его силу, по его душу радужная топь. А теперь поняла — не Якубека наказывала Земля, а его непутевую мать. Ее, княгиню Агату, ударила через сына неведомая сила, что следит за нашей жизнью, доброе и недоброе мерой черпает. И знать, сильно прогневила бяломястовская хозяйка эту невидимую длань, раз ударила она вновь — по Эльжбете.
Элька задышала, еще неровно, вцепившись бледными пальчиками в горло, словно пытаясь скинуть душившие ее невидимые руки. Агата бросила еще заклятье, и дочь успокоилась, опустила руки, забылась в целительном сне.
— Ну, карга старая, — грозно повернулась Агата к застывшей в дверях няньке. — Рассказывай. Да ничего не таи. Потому как, если заподозрю, что солгала, тотчас к Владиславу, хозяину нашему радушному, собственной рукой поволоку и скажу, что ты жену его и дитя нерожденное пыталась убить. А уж он из тебя сумеет правду достать…
Грозна была Агата, да только старая книжница не робела, что там — и не глядела на хозяйку. Не сводила глаз с бледной как полотно молодой княгини.
— Что я натворила, ласточка? Ведь чуть не убила тебя, красавица моя? — прошептала она, закусила кулак, чтоб не выпустить слез из блестевших глаз.
— Что ты сделала? — Агата подскочила, схватила что есть силы няньку за плечи, тряхнула раз, другой.
Старуха попыталась вырваться, но не тут-то было. Агата наотмашь ударила ее по щеке и снова тряхнула:
— Что ты сделала? Сама скажешь или у князя Влада и его палачей спросим?
Спрашивала, а сама уже ответ знала. Не нужна была ей нянькина правда. Твердила Элька, что к Тадеку своему убежать хочет, вот и решилась — упросила старую дуру помочь ей от дитяти избавиться. А та для своей ласточки об землю расшибется, тварь колченогая.
— Вон пошла! — зарычала на старуху Агата. — Да чтоб в три дня от тебя в Черне духа не осталось, небово отродье! И ежели не помрет твоя ласточка, живи как знаешь, а если, не дай Землица…
Агата не договорила, перехватило дыхание. Нянька развернулась, заслонила лицо руками, побежала вон, тяжело припадая на искалеченную ногу.
— Приключилось что? — сунулась в двери девка.
— Прочь поди, — махнула Агата, поднимаясь, чтобы заслонить от любопытной служанки распластанную на постели бледную как смерть Эльжбету. — И передай князю-батюшке Владиславу, что молодая княгиня к ужину не пойдет, наследники, мол, легко не даются. Пусть не тревожится, я с дочерью посижу.
Служанка скрылась, поклонившись. Агата сама раздела дочь, уложила в постель, укутала холодное как лед неподвижное тело. Проверила: дышит Элька, жива. Как бы узнать, не уморила ли глупая девка княжьего наследника. Если так, то разлеживаться некогда, бежать впору. Отправит князь Влад к Безносой и слезы не проронит, а жену новую возьмет, такую, что не станет от дурости да несчастной любви плоду вредить.
Агата положила ладонь с зеленым кольцом на живот спящей, прикрыла глаза, представила, как течет ее сила из кольца под Элькину кожу, как тонкими белыми щупальцами ищет в утробе молодой княгини отзвук биения маленького сердца. Только ударило что-то, оттолкнуло, сбросило с постели на пол. Помутилось в глазах, подступила к горлу горечь.
Умен оказался князь. Знал, что найдутся те, кто захочет нерожденного наследника извести, защитил ребенка высший маг своей силой. Может, и сохранила защита младенца от нянькиной и Элькиной ворожбы. Да только теперь как понять, все ли хорошо с будущим чернским княжичем?
Испугалась Агата, словно сами собой вырвались слова: «Землица-матушка, отведи, спаси, помилуй…»
Глава 58
— Осторожному человеку Земля помогает, — проговорил князь, подкручивая пегий ус. — А твой сынок высоко мостится.
Войцех нехорошо уставился на гостя. Они с князем Милошем, господином Скравека, были дальней родней. Мать Милоша, Рогнеда, приходилась двоюродной сестрой Войцеховой бабке. Вот и завернул родственник себе на самом лучшем в этих краях рынке пару хороших скакунов для охоты да несколько справных лошадок для дочерей. Сколько девок было у Милоша, Войцех уже и со счету сбился. Не хотел сдаваться старый хрыч-скравчанин, надеялся наследника родить. А наплодил девок, думай, куда пристроить. Вот и наведывался Милош то и дело за лошадками в Гать, а сам гостил у родственника и то и дело заводил разговор, что нехорошо Лешеку, наследнику, ходить неженатому. Да и Тадеку, раз Элька-бяломястовна замуж выскочила, не худо бы невесту приискать. А завражские красавицы самые сговорчивые.
