Войцех отмахивался. Два или три вечера проводили они за родственными разговорами, бражничая. К концу третьего дня обычно Милош уже называл хозяина Дальней Гати кумом и братцем. Потом князя Скравека, все еще нетверезого и веселого, грузили в возок. Войцех провожал родственника, стоя на крыльце.
Но в этот раз угораздило Милоша явиться в тот самый день, когда домой вернулся Тадек.
Войцех едва не охнул, только глянув на сына. Месяц не прошел, как из дома уехал, а словно подменили. С лица спал, сам — кожа да кости. Словно потемнел и вырос ласковый щенок Тадусь. На этот раз не бросился обнимать отца. Поприветствовал и князя, и его гостя сдержанно.
Выбежал Лешек, хотел отвести брата в дом. Обнял. Тадеуш смотрел вроде бы и весело, и рад был домой вернуться, но что-то было в его взоре такое, от чего Войцеху стало тяжело на сердце.
До ужина не удалось даже словом перемолвиться с сыном. Дальнегатчинский князь надеялся спровадить родственника и поговорить по душам. Но Милош никак не желал пропустить новостей из Бялого. За столом разговор не шел. Милош и Лешек расспрашивали Тадека, тот отвечал вежливо и коротко. Так что скоро вопросы иссякли. Милош крикнул слуге, чтобы почаще наполнял кубок. И очень скоро беседа снова завязалась. Войцех и сам не заметил, как оказалось, что Тадек говорит, пылко и скоро, а Милош кивает ему благосклонно, но опасливо.
Сквозь хмель понял Войцех, что сын уговаривает родственничка выступить сообща против Чернского Влада.
— Да что ж ты говоришь такое? — не стерпел Войцех. Хотел оставить гневные слова до той поры, как гость съедет со двора, но Тадек не унимался, не понимал сурового взгляда отца и испуганного — брата. — Ты хоть понимаешь, на что подбиваешь? Не позорь отца перед родней, уйми язык!
Но Тадек словно не слышал. Он спокойно и сурово глянул на Войцеха, Лешека, перевел взгляд на Милоша.
— Элька меня любит, — проговорил он. — Когда родит она Владиславу наследника, мы будем уже готовы. Агата Бяломястовская против была, чтобы дочку Владу отдали. На нашу сторону пойдет. А Элька меня послушает. Второй раз не дам я мое сердце у меня отнять. Земля чернская Владова сынка признает. Эльжбета при нем правительницей будет. А я подле вдовы сяду. И уж тогда не забуду тех, кто помог удел от лютого кровопийцы освободить, ядовитый корень из гряды выворотить.
Войцех хотел уже подняться, гневно сверкая глазами, но Милош удержал его за руку, желая закончить разговор.
— Да так ли уж чернская княгиня тебя любит, раз за Владислава замуж пошла? — прошипел он, придвигаясь к Тадеку.
— Любит, — ответил Тадеуш, не дрогнув, — ради отца и земли себя на растерзание отдала. Но оставила мне зарок. Так что сядет Владислав на сани — моей будет его вдова.
И Тадеуш осторожно вынул из-за пазухи белоснежный Элькин платочек.
— Давно ли тебе бяломястовна зарок-то оставила? — продолжал допытываться Милош, глазки его заблестели, забегали. — До или после свадьбы с Чернцем.
— После, — ровным тихим голосом ответил Тадеуш.
Милош поскреб задумчиво в пегой бороде.
— А что, батюшка Войцех, ты поддержишь сынка, если и вправду сумеем мы Владислава Радомировича, приломай его топь, с места сковырнуть и посадить на коготь Цветноглазой? Если поддержишь, так есть о чем разговаривать. Збигнев будет рад-радешенек. Можно и князя Яра, и князя Всеслава порасспросить, нет ли у них лишнего десятка магов на полный герб да полусотни мертвяков в ополчение. Кажется, и у того и у другого есть счет к Чернскому душегубу.
Вместо ответа Войцех лишь едва приметно склонил голову. Милош удовлетворенно улыбнулся.
— Что ж, подумаю я над твоими словами, Тадеуш из Дальней Гати. Не зря отдал тебя отец на воспитание ко двору Бяломястовского лиса. Научился ты видеть по-лисьи, на большой кус позарился. Хорош у тебя вырос сынок, Войцех, жаль, не выбрал себе одну из моих дур.
Милош поехал домой следующим же утром. Тадеуш старался не попадаться на глаза отцу. А Войцех все думал. Все пытался разглядеть, откуда взялась в его сыне за считаные дни такая волчья злость, такая страшная хватка. Да, было дело, зарился на Бялое място сам Войцех. Но то, что предлагал Тадек, — ловко, да слишком лихо загнуто.
У Владислава колдовские петли на многих есть. Узнает о заговоре — несдобровать никому. С другой стороны, удача дерзких любит. Дерзких и осторожных. Добывает себе младший сын удел. Может, слава его ведет, сама Земля подсказывает…
Войцех задумался. Неслышно вошел Лешек.
— Где брат? — спросил князь и понял, что с самого возвращения Тадеуша говорит о нем, словно о чужом. Словно подменили его Тадека кем-то другим, похожим, но старше и злее.
Глава 59
Он вернулся уже за полден. Измотанный, но уже не злой. А даже будто довольный. Забрался в стылую баню, скинул одежду и принялся лить прохладную воду на разгоряченное тело.
Непросто далась Илажке помощь молоденькой Каськиной служанки. Ушлая девка: за пирог да полкрынки молока потрудился Иларий знатно. Зато обещала Улита ему кликнуть, если Катаржина задумает мужнего убийцу сама искать.
Теперь бы с князем переговорить. Если был Юрек у Казимежа тайником, не мог он без ведома старого Бяломястовского лиса темные, грязные свои делишки крутить. Или мог? Черный Влад кому хочешь глаза отведет. Оставил тестю своих головорезов, чтоб тайниками служили. А они для Владислава людей по лесам резали.
«Может статься, что и так, — решил Иларий. — Допустим, Юрек из ревности покалечить мог. Знал, что чернскому князю маги увечные нужны, вот и подумал, покалечу да продам. А уж когда на Тадеуша Дальнегатчинского напали — тут рука Черного князя видна. Молодой чернской княгини хахаля извести хотели. Да только на их беду явился княжий манус Иларий».
Молодой маг погрузился в свои мысли. Как был наг, присел на дубовую банную скамью. Вспоминал слова княжича Якуба, то немногое, что рассказывала ему лесная травница о дне его пленения. Думал о Чернском князе Владе и его силе. Раньше Иларий не слишком задумывался о других уделах и их властителях. Надеялся всю жизнь прослужить у хозяев Бялого мяста. Полагал, что брешет молва, как всегда, о Чернце и его невиданной силе, будто и топь его не берет, и отповедь. Будто может Влад силой мысли людей резать и во что пожелает оборачивать, и ему за это Земля ответить не может, потому что он душу небу и ветру заложил. Говорили, что может князь, не видя человека, в разум к нему влезть и повелевать им, как крутит тряпичным Петрушкой в ярмарочный день проезжий скоморох. Брехали, что может князь летать, как радужные твари, и что видели его в небесах парящего на крыльях. И над этим Иларий обычно смеялся в голос. Уж на что страшен и силен Чернец, а на самые небесные вилы лезть не станет.
Сказывали, что Владислав Чернский мертвецов из земли поднимает, Иларий верил. Так многие маги делали, кто посильнее, словники или высшие. А бывало, и хваткий манус мог усопшего поднять, если умер не так давно. Упокойники и работают хорошо, и кормить-поить не надо. Но силы на такого слугу много идет, а ходит он недолго. А вот тому, что Владислав упокойников не для работы, а для жутких обрядов своих из Земли-матушки достает, Иларий раньше не верил. А теперь, спроси его кто, признался бы, что верит едва ли не во все, над чем раньше лишь смеялся.
