Словно прочитав мысли девушки, Ядвига выступила за дверь, прикрыв за собой створку. Анитка отступила на шаг.
— Что еще?
— Я нынче поутру на базаре была, — торопливо заговорила служанка, — и подходит ко мне молодой господин. Видно, что не наших краев. Герба ни одного не видала, да по всему — хозяин, а не слуга. Стал спрашивать, не в княжеском ли тереме служу. А потом дал мне грамотку до княгини-матушки Эльжбеты, мол, вести ей из дому, только не знает он, как передать. Боится гнев князя Владислава на голову княгини накликать.
— Каков из себя тот господин? Чернявый, русый? — спросила Ядзя, чувствуя, как обмирает сердце.
— Волос у него… как пшеница в поле. Росту высокого, стати чудной, и голос добрый. — Припоминая, Анитка чуть улыбнулась, знать, приглянулся заезжий господин, а Ядзя нахмурилась, догадалась, кто на порог пожаловал.
— Чай, и денежкой поблагодарил, — фыркнула Ядвига. Сама была такой девчонкой. За монетку, за ленточку готова была ножки господам целовать. Что Анитку винить: дал добрый господин денежку — она и рада по нему улыбаться…
— Давай грамотку, передам княгине, — потребовала Ядзя и, видя, как неохотно выпускает Анитка из рук письмецо, добавила: — Вечером придешь, ленту получишь новую. Только язык за зубами держи.
Девушка закивала, бросилась прочь, а Ядзя развернула письмецо и долго вглядывалась в него, ища знакомые значки. Учил ее Кубусь грамоте еще в те времена, когда о Черном князе и проклятом его сватовстве и слыхом в Бялом не слыхивали. А потом закрутилось, понеслось, так толком и не выучилась. Казалось бы — крючки знакомые, а не прочесть.
Ядвига нырнула в дверь, заглянула в лицо госпоже. Эльжбета тихо спала, щеки горели, но уже не так жарко. Видно, на пользу пошло обтирание.
Ядзя села в ногах, расправила на покрывале письмо, стала осторожно, по буковке разбирать послание, вполголоса проговаривая то, что получилось. И ужаснулась. В другое время умилилась бы, поплакала, ответила сердцем на горячие, страстные, полные любви и покаяния слова, потому как хорошо писал Тадеуш Дальнегатчинский. Песни бы ему петь. Да только если попадут эти песни в руки к Эльжбете, голова полетит Ядзина.
Ядвига прижала письмо к груди, молясь Землице: лишь бы не проснулась задремавшая госпожа. Потихоньку вышла за дверь и заперла за собой, чтобы ненароком не потревожили княгиню другие слуги, неторопливо прошла по коридорам и лестницам, то здесь, то там натыкаясь на мертвяков, собиравших на княжеский стол. А как сошла с крыльца, припустила что было сил в сторону рощи. Скоро два часа, как ушла туда княгиня Агата с преступницей-нянькой. Может, уж и отправила госпожа обратно в Бялое негодную старуху. Тогда и о Тадеке Дальнегатчинском потолковать будет можно.
Ядзя ловко спрыгнула с пригорка на зеленую блестящую траву. И тут нога поехала по мокру — знать, вылили воду после умывания, — и девушка со всего маху плюхнулась навзничь так, что клацнули зубы, закружилась голова. Перед глазами потемнело. Но время ли разлеживаться, если дальнегатчинец вот-вот на двор явится. С него станется. Страху никакого нет.
Ядзя стала слепо шарить рукой в поисках опоры. И тут рука коснулась чего-то теплого и шершавого, как дранка. И это теплое вдруг обхватило ее за плечи, подняло, поставило на слабые ноги.
— Что же ты, Ядвига, — пророкотал над самым ухом голос Владова великана, — словно коза, по двору скачешь? Торопишься куда?
— Да что вы, господин Игор, — вежливо отозвалась Ядзя, чувствуя, как отступает темнота. — То я в рощу, веточек березовых нарвать. Для хозяйского умывания.
— А что других не послала? — Игор внимательно заглянул в глаза, и Ядзя тотчас отвела взгляд.
Чем закрайцу в глаза солгать, уж лучше на первом суку удавиться: быстрая смерть благостью будет. Закрайцы и за меньшую вину людей муками страшными пытали.
— Ладно, не бойся, — рыкнул едва не в самое ухо Игор. — Я девок не ем. С малолетства закормлен, вот с души и воротит.
Он рассмеялся. И на сердце у Ядзи потеплело.
— Давай я тебя до рощи провожу, чтоб в другой раз ножка не подвернулась.
— Проводи, — ответила Ядзя, не успев ни подумать, ни испугаться. — Дорога мирская, не купленная, а вольному воля…
Словно кто под локоть толкнул — сделала шаг навстречу закрайцу.
Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот из груди выскочит.
И тут Князев великан сделал такое, чего никто ожидать от него не мог, не только Ядвига, а и сам хозяин его, князь Влад. Игор подхватил Ядзю на руки, прижал к широкому, как пекарская лопата, плечу, припал губами к виску, на котором билась жилка, и прошептал:
— Пойди за меня, Ядвига. Все думают, что я зверь лесной. Неправы они. У тебя сердце доброе, ты увидишь, что не зверь я, а человек из плоти и крови. Прикипел я к тебе. Один раз увидел только в Бялом — и уж знал, что ты мне Землей на сердце начертана. А что есть во мне звериного, то тебе защитой и опорой будет. Потому как за тебя да за Влада Радомировича, как пес цепной грызть и рвать стану…
Зеленые глаза великана полыхали огнем, а от груди шел такой жар, что, казалось, вот-вот обожжет Ядзе лицо и руки.
— Пусти, — ни жива ни мертва, пискнула она, стараясь оттолкнуть нежданного ухажера. — Пусти, мне к хозяйке надо!
— Только скажи, пойдешь за меня? — Игор жадно втягивал носом запах ее волос.
— Не пойду, — вскрикнула Ядзя, выскальзывая из его рук. — Боюсь я тебя…
Белая прядь вновь упала великану на глаза, так и не позволив девушке увидеть лицо закрайца, но Ядвига почувствовала, как потемнел его взгляд, сошлись брови.
— Не зверь ты, — утешительно пробормотала она. Откуда смелость взялась: погладила по длинным белым пальцам сжавшуюся в кулак руку. — И не думала я о тебе никогда как о звере. Но уж я свое сердце другому обещала. Тебе мне предложить нечего. Ты и любви, и верности достоин, потому меньшим тебя не обижу.
— Хорошо у тебя язык подвешен, девка, — рыкнул Игор, — только жалости твоей я не просил. И был бы в родной земле, за жалость эту убил тотчас. Но я князю обещал закрайские привычки на родине оставить и забыть. Потому живи и впредь умнее будь — и к воину с жалостью не лезь.
Игор прошел мимо нее к дому. Лишь слегка, будто ненароком задел плечом. Но Ядвига покачнулась от этого касания, едва не упала. Только на этот раз никто не кинулся ее поддержать.
С тяжелым сердцем Ядзя побежала в рощу, молясь Землице-матушке и Бяле-заступнице, чтоб отвела от нее гнев страшного княжеского любимца да отворотила от чернского порога безумца Тадека.
Глава 68
Да только поздно отворачивать. Это раньше был чист, как вешний дождь, наивен, как мальчик, в храме на Землицын день ступени целующий. А теперь там, где была радость, вера в людей, — одна рана гнойная. Обида да неизбывная вина. И с этой раной не справилась бы даже травница Агнешка.
