Плосколобый повернулся к охранникам, но отпустить свою жертву и не подумал – кожа на плече Далилы побелела под его пальцами. Лицо девушки скривилось от боли.
– Что протявкал этот пес?!
Одноухий шагнул в сторону Пулия.
– Ты иди, делай дело свое, – от одного только взгляда колючих глаз бандита из-под нахмуренных бровей жутко захотелось по нужде, – а я прослежу, чтобы собака знала, когда голос подавать.
Бандит с красным веком осклабился, обнажив кривой ряд зубов с прорехами, и принялся отцеплять Далилу от кольца.
– Оставь девушку или пожалеешь, – отступать было поздно, хоть от страха и выступила испарина.
Одноухий ухватил Пулия за край потрепанной туники.
– Мне уже тебя жаль, – процедил он и замахнулся, чтобы как следует врезать.
– А когда я расскажу Гнуту о вашем небольшом предприятии, станет жаль себя! – успел выпалить Пулий и зажмурился.
Он слышал громкое сопение разбойника, а его кислое дыхание обдавало жаром. Но удара не следовало.
Пулий осторожно приоткрыл глаз.
Кулак бандита застыл в воздухе. Желваки Одноухого надулись и ходили ходуном так, будто он пытался деревяшку перегрызть.
Медленно длань, держащая его за одежду, разжалась. Пулий выдохнул.
– Уфф! – кулак врезался ему в живот, заставив согнуться пополам.
– Забирай свои деньги и проваливай, – проскрежетал искаженный злобой голос Одноухого.
– Но… – заговорил Плосколобый.
– Проваливай, я сказал! – от второго удара Пулий упал и теперь мог лишь кряхтеть, пожирая пыль.
Он услышал поток отборной брани и звук удаляющихся шагов.
– Не позволишь же ты этому сучонку… – послышался голос Толстяка.
– О, нет, – Одноухий произнес последние слова не только со злобой, но и с коварством. И это пугало гораздо сильней. Не стоило набиваться в герои.
Крепкая рука ухватила его за волосы и вздернула в полусидячее положение. Пулий охнул, все еще не в состоянии нормально дышать после удара в брюхо.
– Ублюдок, – выдавил Одноухий, доставая свой нож.
Сердце замерло.
– Не собираешься же ты его просто прирезать, – голос Толстяка, казалось, дрогнул, – Гнут с тебя шкуру спустит…
– Не спустит, – Пулий снова зажмурился. Сердце заплясало бешеную пляску.
«Да простят меня все те, кого обидел я намеренно или случайно, да искупятся мне мои прегрешения, а память обо мне останется светлой…», – слова молитвы неожиданно всплыли в памяти, и он не мог понять, рад им или нет.
Но сталь лишь аккуратно скользнула между связанными руками и тяжесть пут исчезла. Пулий открыл глаза и не поверил увиденному. Руки свободны! Толстяк таращился так, что его лицо стало похожим на вареную репу. Но Одноухий был больше похож на приготовившегося ужалить скорпиона.
– Надо же, – он повернулся к напарнику, – этот попытался бежать. И где только подлец нож раздобыл?!
А затем уставился прямо в глаза Пулию и вместе с ним смотрела Смерть:
– Беги, – прошипел он.
И Пулий побежал.
Бежать!
Но куда? Кругом палатки. Темнеет. Где край лагеря – одному демону известно.
– Держи беглеца! – крик Одноухого сделал все эти вопросы совсем не важными.
Бежать!
Каждый день в любую погоду, а точнее сказать – непогоду, на протяжении первых шести месяцев службы, Пулия, в числе других новобранцев легиона, заставляли преодолевать по сотне стадий северных лесов и болот. Тогда он люто ненавидел своего центуриона, которому редко хватало одной охапки розог. Ненавидел каждый миг этой пытки, называемой маршем. Ненавидел свои тяжеленые доспехи и меч, который постоянно натирал бедро. Ненавидел сослуживцев, которые также пыхтели и обливались потом рядом с ним.
Сейчас он не отказался бы и от веса доспехов и от меча в руке. Безумно скучал по своим сослуживцам, а благодарность озлобленному центуриону не знала границ – лишь благодаря его урокам он до сих пор дышал.
Пулий споткнулся о веревку держащую шатер. Устоял. Перепрыгнул дымящийся костерок, нырнул под рукой высокого разбойника, поймал десяток удивленных взглядов и помчался дальше. Он несся, не оборачиваясь и не смотря по сторонам. Свернул с одной улицы лагеря на другую – уже предыдущей.
Еще одна кучка бандитов вскочила на ноги, но Пулий оказался быстрее.
Бежать!
Он снова свернул.
На этот раз неудачно. Все, что Пулий успел сделать – это выставить плечо. Бандит успел и того меньше – лишь выпучить удивленно глаза.
Должно быть, боги, что правят в этих краях, те еще весельчаки. Человеком, которого сбил Пулий и рядом с которым теперь валялся в пыли, оказался Сиплый. А вскоре подоспели преследователи – Одноухий и дюжина других разбойников, которые не придумали лучшего развлечения на этот вечер, чем гоняться за беглым рабом.
Одноухий хрипел. Видимо, его не учил бегать центурион с розгами. Бандит сплюнул и вытер рот. В кулаке блеснул клинок. Пулий попятился.
– Эй, что тебе нужно от моего раба? – между ним и Одноухим встала жилистая фигура Сиплого.
Одноухий осклабился.
– Ублюдок пытался бежать.
Сиплый бросил косой взгляд через плечо на Пулия и невзначай засунул большие пальцы обеих рук за пояс, поближе к рукояти собственного кинжала.
– Ну сейчас, я смотрю, все в порядке.
– Хрена с два! – Одноухий перехватил нож, – вот выпущу ему кишки, тогда будет.
Клинок появился и в кулаке Сиплого.
Одноухий отхаркнул и плюнул в защитника Пулия.
Не попал, но Сиплый правильно истолковал намек. Бандит зарычал, в его исполнении это было больше похоже на шипение гадюки, и бросился на обидчика. Мужчины покатились по земле, пиная и колошматя друг друга, а заодно – пытаясь достать ножами. Остальные разбойники разделились на две половины и принялись подбадривать дерущихся.
– Давай, бей по ребрам!
– Следи за ножом!
– Осторожно! Коленом его!
– Так!
И тут Пулий понял, что никто не смотрит на него. Все глаза поблизости были устремлены на сыпящий ругательствами и проклятиями комок из двух мужских тел.
Пулий медленно сделал шаг назад.
Еще шаг. Он затаил дыхание.
– Хороший бой, – рядом раздался тихий и приятный голос.
Пулий едва не подпрыгнул, а говоривший положил руку ему на плечо.
– На кого ставишь, легионер? – спросил Гнут.
Предводитель разбойников улыбался, будто только что встретил старого приятеля, а не пытавшегося сбежать раба.
