Все вокруг завращалось. Это Сабир начал вертеть его словно в танце. А может – просто голова кружилось, Пулий уже не понимал, что происходит. Лица зрителей проносились перед взором, искажаясь и расплываясь. С какого-то момента становится все равно, сколько людей перед тобой: десятки, сотни или тысячи. Все они превращаются в один живой организм. Бесформенную массу плоти. Кровожадную и голодную. Ненасытную и беспощадную. Готовую сожрать тебя вместе со всеми внутренностями и костями, а затем – потребовать добавки.
И тут, совершенно непонятно каким образом, взгляд выхватил из этой пестрой, орущей непотребщину массы одного мужчину.
Черноволосый, с легкой сединой, одетый в потрепанный коричневый плащ и простой серый халат, он совершенно не терялся на фоне наряженных в яркие цвета богачей. Напротив – мужчина выделялся из толпы, как орел среди воронья. Даже лицо его немного напоминало лик хищной птицы: большой нос с горбинкой и тонкая линия сжатых губ. Было в нем что-то властное, невидимая, но ощутимая аура силы.
И этот странный человек смотрел в ответ.
Не на бой (если происходящее избиение можно было назвать боем), а именно на самого Пулия, каким-то образом проникая своим взглядом под оболочку истерзанной плоти. Пронзительный взгляд умных темных глаз заставлял чувствовать себя еще более обнаженным, каким-то образом касаясь того неведомого, что многие называли душой.
На миг показалось, что незнакомец улыбнулся, а затем воздух вокруг него пошел легкой рябью.
Все изменилось.
Ребра и руки перестали болеть. Усталость исчезла, равно как и страх. Время странно замедлилось и поползло, давая возможность разглядеть и осмыслить все в мельчайших деталях. Даже всякие странные глупости. Например, Пулий заметил, что правая бровь Сабира на целый палец выше левой. Что один зуб здоровяка (третий в верхнем ряду) – коричневый, треснут и наверняка жутко болит. Успел разглядеть белый шрам возле уха противника и подумать, в каком возрасте тот его заработал, а после – о том, как забавно то, что он не думает о чем-либо более полезном.
Теперь Пулий видел каждое лицо в орущей толпе и различал каждое сказанное слово, крики больше не оглушали. Кровь в собственных жилах превратилась в пар, кости стали крепче железа, легкие работали, как кузнечные меха.
Пыхтящий Сабир тоже что-то почувствовал. Он разжал хватку и попятился. Его зрачки расширились, а победоносный крик застрял в горле.
Пулий улыбнулся.
Неужели этот коровий сын всерьез решил, что сможет совладать с тем, кто отправил на тот свет варварского колдуна, кто не побоялся открыть эльфийскую реликвию, кто играючи убивал врагов гораздо более свирепых, чем какой-то бестолковый бугай?!
Идиот гном даже не представлял, насколько был прав, нахваливая Пулия.
Он может все.
Все!
Стоит лишь захотеть.
Пулий хохотнул и уверенно пошел на врага. Теперь здоровяк смотрел совсем другим взглядом – испуганным, пораженным, таким, каким и полагалось смотреть в глаза погибели.
И все же Сабир нашел в себе смелость нанести удар. Один. Последний.
Оскалившись, Пулий смотрел, как кулак противника плывет по воздуху, замедляясь по мере приближения, словно продираясь сквозь патоку.
Увернуться проще простого. Но он не стал этого делать.
Пулий втянул воздух носом.
Его собственный кулак врезался в брюхо Сабира.
Здоровяк замер, силясь вдохнуть. Огромная рука застыла в воздухе. Лицо стало белым как первый снег, а губы вмиг посинели. Словно не веря в случившееся, он посмотрел на Пулия. Заморгал. Опустил взгляд вниз.
– На… – вырвалось из приоткрытого рта, и глаза Сабира закатились.
Тело мужчины обмякло. Он пошатнулся.
Пулий закрыл глаза, снова открыл их и посмотрел на свою руку, торчащую в животе Сабира. Внутренности были горячими и мокрыми. Кровь из страшной раны текла по предплечью тонкой струйкой и капала с локтя на пыльный пол.
Зрители притихли и затаили дыхание.
Теперь, когда все кончилось, Пулий ощущал невероятную слабость. Абсолютное истощение. Ушли силы и злость. Ему хотелось лечь. Прямо здесь, не сходя с этого самого места. Поджать ноги и забыться сном.
С мерзким чавканьем рука вышла из тела.
Больше ничем не сдерживаемый, Сабир осел на пол.
Двое зрителей из первого ряда согнулись пополам и принялись блевать под ноги себе и соседям. Но остальная толпа взорвалась. Отовсюду загремели крики, оглушая и ошеломляя. Все снова превратилось в смазанные пятна. Люди вновь стали массой разноцветной плоти и пестрых тканей. Пулий опустил свою окровавленную руку, стараясь не смотреть на нее, понимая, что еще чуть-чуть – и он составит компанию блюющим.
– Ангардиец!
– Ангардиец – чемпион!
– Эль'со!
– Никогда не видел подобного!
– Ангардиец!
– Эль'со!
Публика ревела и аплодировала. Но для Пулия все происходящее имело мало смысла. Стены и пол скакали перед глазами. Он понимал, что вот-вот потеряет сознание. Внезапно сильные руки подхватили его под мышки, а внизу замаячила гномья голова с выгоревшими на темени волосами.
– Эль'со! Будущий чемпион! – Желтолицый едва не поднял Пулия в воздух.
Тут перед взором возник тот самый мужчина с лицом хищной птицы. Только сейчас он выглядел совершенно обычно. Даже более того – изможденным и старым. Лоб в испарине, под глазами круги, словно это он сейчас сражался насмерть с огромным верзилой.
Пулий удивился: с чего вдруг ему почудилось, что этот человек какой-то особенный? Мужчина тем временем положил руку на плечо хозяину лавки.
– Хочу приобрести этого бойца.
Гном растерялся. Его глаза застыли в одной точке, расфокусированные, будто он был пьян.
– Да… конечно… – произнес он несколько отрешенно.
– Фагх их камет-шу! – между гномом и странным человеком втиснулась огромная лапа Толстобрюхого. – Этот раб мой! – гневно повторил пузан сказанное ранее на лигурийском.
Словно невзначай он бросил косой взгляд на своего темнокожего попутчика. Тот, также невзначай, положил мускулистую руку на эфес стилета.
Гном затряс головой. Его взор прояснился.
– Прошу прощения, господин, – он поднял глаза на человека в сером халате, – но достопочтимый Маджумдер был первым.
Незнакомец не растерялся.
– Это Арджубад, —улыбнулся он, – первый здесь всегда тот, кто больше платит. Двести дирхемов сверх начальной цены.
Пулий увидел, как шевельнулась борода гнома, когда тот сглотнул.
– Вы сказали двести? – хрипло переспросил он.
Маджумдер разразился тирадой ругательств.
