Когда она, наконец, сбежала по ступенькам в своих «приличных» туфлях и увидела меня, то покраснела до корней волос. Признаю, она быстро овладела собой. Бросилась ко мне, обвила меня своими тоненькими ручками, расцеловала мои разбитые костяшки. Сказал ей, что прищемил дверцей машины. Объяснил, как все было (по крайней мере, первую часть), она сказала, что мне не в чем себя винить, что я гениален, «чрезвычайно одарен», а тот парень – филистер. Ей не хватило ума скрыть то, что она думала на самом деле. Я в ее глазах прочел все.
Это уже слишком – разочарование, угасание веры в меня. Она должна была меня спасти! Я выбрал именно ее. Она для меня – все! А ее и дома-то не было, когда я вернулся! Учеников подвести она не может, зато со мною это проделывает регулярно. Пора ей усвоить, как сильно она во мне нуждается. Вариантов нет. Я – ее единственный. В конце концов, она поймет. Нужно лишь продумать, как ей это доказать.
Зря я дал Онни свой адрес. Минутная слабость. Хотя эта грязная потаскушка все равно бы выследила меня.
Ей на руку сыграли две вещи. Во-первых, утром Лиззи не было дома – ее матери стало хуже, во-вторых, я находился внутри, когда она постучала. На этой неделе поработать так и не удалось: какая там работа после Бристоля! По правде говоря, я выбросил кучу картин, засунул их прямо в мусорку позади стадиона для собачьих бегов. Болтался по дому, стараясь не встречаться с псом, и тут на пороге появилась Онни – вся в слезах и от злости слова не могла сказать.
– Результаты! – наконец проговорила она, задыхаясь от рыданий.
Я не сразу понял, о чем она. Пришли результаты выпускных экзаменов. Три кола, две двойки, тройка и четверка.
– Что по изобразительному искусству? – спросил я.
Она вытерла нос о мое плечо и практически повисла на мне.
– Тройка. Прости! Четверка – за религиоведение. Бог его знает, как мне это удалось.
Я отпихнул ее.
– Иди учиться на викария!
Честное слово, я так выложился для этого экзамена! Какого черта! Мы столько работали над набросками по проекту «Сила». Тройка. И какой после этого вывод о моем таланте?
Она умоляла пустить ее в дом. Я был сыт по горло одиночеством и понятия не имел, когда соизволит вернуться Лиззи, поэтому махнул рукой и впустил ее.
Приготовил ей кофе. В кухне было чисто – я только что убрал оставшийся после Лиззи бардак. Рассказал Онни, какая неряха у меня жена и какой это для меня крест.
– Ненавижу беспорядок! – сказала она.
– Я тоже.
Собака путалась под ногами, я вытолкнул ее в сад и захлопнул дверь.
– Грязная тварь, – пробормотал я себе под нос.
– Ненавижу собак! – заявила Онни.
– Я тоже!
– Понятия не имею, зачем люди их заводят.
– Я тоже!
Мы рассмеялись.
Зазвонил мобильник – Лиззи. Повезла мать в больницу. Сидят там, ждут результатов анализов. Она не представляет, когда вернется. Одно предательство за другим. Если бы она прислушалась ко мне, если бы почувствовала, что нужна мне, и поехала прямиком домой – все было бы в порядке.
– Ты справишься? – спросила она. – Найдется, что-нибудь поесть?
Всю неделю разговаривает со мной как с ребенком. Не нужна мне ее жалость!
Что ж, простите, если не устоял перед Онни. Она сама на меня вешалась, все девчонки в ее возрасте такие. Стоило мне на нее взглянуть – томные глаза, изгиб юных губ, – и она кинулась сбрасывать одежду, разворачивать себя как подарок. Мы занялись этим прямо там, на полу в гостиной, потом поднялись наверх, в супружескую спальню. Упругая кожа, незнакомые формы. Вблизи выяснилось, что вокруг носа у нее мелкие прыщики. Волосы крашеные, поэтому на ощупь будто мочалка. Она лежала как бревно, ждала, пока я покажу ей, что делать дальше – слишком юная.
Стало ли мне легче? Маленькая победа. Все время думал о Лиззи, представлял ее лицо, ее нежные руки. Нет, легче мне не стало. Я был сам себе отвратителен и страшился того, что она заставила меня сделать. Люди заблуждаются. Не всегда месть бывает сладкой.
Глава 16
Лиззи
Открываю входную дверь, в доме тихо и пахнет полиролью. В лучах светильника в холле кружатся пылинки. Ни звуков музыки, ни телевизора. Ни клацанья когтей Говарда по полу.
Увидев меня на пороге кухни, он поднимает голову, но не встает.
Сажусь на корточки, глажу его. В обед я созванивалась с Онни, и она сказала, что ему лучше. Она водила его к ветеринару, и он ничего не нашел. «Похоже, вы правы – съел что-нибудь не то». Однако сейчас пес дышит тяжело, взгляд мутный. Он поднимает переднюю лапу, чтобы я могла почесать ему живот.
– Эх, бедняга! Нездоровится? – В шерсти на подбородке попадаются седые волоски. Сколько ему лет – девять, десять? Это не возраст. – Ты еще не старый! – Он опускает голову на край корзинки, я чешу ему баки. – Мы тебя подлечим!
– Что бы вы делали без своей собаки?
Надо мной стоит Онни. Голос у нее глухой, тон странный.
– Господи, как ты меня напугала!
– Я дремала в гостиной. Услышала, как вы разговариваете, и проснулась.
На ней свитер, из-под которого торчат голые ноги, рукава натянуты до самых пальцев. Она проводит лицом по плечу, на бледно-голубой шерсти вышита маленькая эмблема – фазан.
– Ты надела свитер Зака!
Если прижать его к лицу, почувствуешь легкий запах «Аква ди Парма». Закрой глаза и представишь тепло кожи Зака. Сейчас аромат сильнее.
– Вы не против? – спрашивает она голоском маленькой девочки. – Надеюсь, что нет. Я замерзла.
Мне хочется сорвать с нее свитер, стянуть через голову.
– Ну что ты, грейся, – отвечаю я деланно бодрым голосом. – К сожалению, отопление включается дважды в день. Представляю, как тут стало холодно. Бедняга!
– Я переключила на постоянный режим, – отвечает она.
– Вот как! Удалось найти регулятор?
– Да, в вашем шкафу.
До меня доходит не сразу: панель управления спрятана в глубине полки и закрыта одеждой. Чтобы ее найти, пришлось бы обыскать весь дом. Вспоминаю про Говарда.
– Ветеринар и правда считает, что он поправится? Сейчас он выглядит неважно.
– Господи, да все с ним нормально! Ветеринар сказал, что это ерунда. На обратном пути мы прогулялись. Думаю, он просто устал.
– К какому доктору вы ходили?
Она пожимает плечами:
– Я не запомнила.
– Мужчина или женщина?
– Мужчина.
Внимательно смотрю на нее, потом перевожу взгляд на Говарда.
– Даже номер моей кредитки не спросили?
