– Ты так ничего и не понял!
Сэм смотрит на меня с удивлением.
– Я не хочу ставить точку! Мне нужно обратиться в полицию потому, что он все еще жив! Сэм, он где-то рядом! Вероятно, он знает, что я здесь. И он опасен для окружающих! Две женщины, о которых я тебе рассказывала, погибли от несчастного случая! Мне страшно!
Выражение лица Сэма не меняется. Он накрывает мою руку своей. Пальцы у него короткие и толстые, ногти аккуратно подпилены.
– Ты думаешь, что я сошла с ума! – восклицаю я. – Все так считают.
Он берет меня за локоть, притягивает к себе и усаживает рядом на диван.
– Расскажи мне, что с тобой происходит.
Рассказываю ему о слежке, о предметах, появившихся в доме в мое отсутствие (мертвая птица и помада), об исчезнувших вещах (айпод, капиллярные ручки, фарфоровые домики, пожитки Зака в Галлзе). Рассказываю про музыку, которую слышу постоянно, и о том, как видела Зака на парковке возле стадиона, и про послание на картине. И еще я сообщаю Сэму, что его избил именно Зак.
Он почти ничего не говорит, выражение его лица не меняется. Пару раз кивает. Закончив, я поднимаю взгляд.
– Ты мне веришь?
– Какого ответа ты ждешь?
– Скажи, что думаешь!
Сэм встает с дивана, опускается рядом со мной на корточки. Он старательно подбирает слова:
– Думаю, у тебя был горький опыт. Непростой брак с чрезвычайно сложным, если можно так выразиться, мужчиной. Да еще он попал в ужасную автокатастрофу… Вполне естественно, что сейчас ты переживаешь посттравматический стресс.
– Хочешь сказать, что я все придумала?
– Тебе пришлось многое испытать. – Он все еще сидит на корточках, потягивается, отводит плечи назад и морщится. – Ой! Прости. Лучше встану…
От отчаяния мне хочется кричать. Еще один человек, который мне не верит! Я рассказала ему все. Думала, что он меня спасет. Не пора ли мне встать и уйти? Или лучше еще немного задержаться? Дверь хлипкая, зато задвижки прочные. Вспоминаю, как по пути сюда я проехала мимо полицейского участка. Сэм удаляется на кухню, делает кофе. Мне приходит в голову другая мысль, мягкая и уютная словно кашемир. Посттравматический стресс. Я все выдумала. Никакая опасность мне не грозит.
– Взбить тебе молока? – спрашивает Сэм. – Есть у меня специальная штуковина…
– Давай.
На столе передо мной лежит стопка книг. Беру верхнюю. Малиновая бумажная обложка, типичный бестселлер по саморазвитию. Листаю страницы. Одна глава называется «Социопатия», следующая – «Нарциссическое расстройство личности». Дальше – больше. Перечень психопатических черт: отсутствие сопереживания, поверхностное обаяние или харизма, чувство превосходства над другими людьми, постоянная неудовлетворенность, стремление контролировать окружающих.
Когда Сэм возвращается, я протягиваю ему книгу:
– Думаешь, Зак подходит под это описание?
– Возможно. Под определение «социопат» попадает четыре процента населения. То есть один из двадцати пяти человек начисто лишен совести.
Несмотря ни на что, сразу бросаюсь на защиту Зака.
– Другие люди тоже не святые! – восклицаю я. – Я всегда веду себя вежливо, со всеми соглашаюсь. Взять, к примеру, Джойс Поплин, она та еще стерва. Я делаю ей чай, улыбаюсь… а внутри все кипит! Зак упрекал меня за то, что в людях я вижу лишь хорошее. Только это не так! Просто боюсь кому-то не понравиться.
– Понимаю.
Внезапно во мне вспыхивает ненависть к Сэму и ко всему, что он олицетворяет – к его спокойствию и благоразумию.
– Когда люди говорят, что они тебя понимают, это значит, что они совсем не слушают! Это мне Зак объяснил.
Сэм садится на диван. Я слышу, как он без конца повторяет: «Я тебя понимаю».
– Частично это обусловлено наследственностью, – говорит он. – Суть не в том, чтобы быть или не быть вежливой с Джойс Поплин. Суть в том, что именно так функционирует кора твоего головного мозга.
Я смотрю, как двигаются его губы.
– Правда?
– Тебе легче? – тихо спрашивает он.
Глаза у него совсем не как у Зака. И черты лица мягче.
Дышу глубоко, так глубоко, что щемит в груди. Тело кажется легким, по коже бегут мурашки. Ненависть, которую я испытывала к Сэму секунду назад, становится глубже. Смотри, как я это сделаю, думаю я. Смотри, как я тебя предам. Смотри, на что ты меня толкнул. Смотри на меня! Я склоняюсь к Сэму, прижимаюсь губами к его губам.
Утром просыпаюсь рано. Еще не рассвело. Из квартиры наверху доносится шум, скрип, звук льющейся воды.
Сэм еще спит, свернувшись на краю кровати, одна рука поднята, голова лежит между подушек. На щеке красный след. Выбираюсь из постели, тихонько хожу по комнате, беру туфли и плащ. Виски́ взрываются болью от каждого движения. В кухне ополаскиваю лицо водой. Мне чудится, что Сэм встал, кровать скрипнула, но он не выходит. Просто звуки старого дома. Сад выглядит пустым и нелюбимым. Складной стул, какой можно купить на заправке, стоит в центре лужайки. Вроде вечером его там не было. Представляю, как сосед сверху сидит и печатает на своем ноутбуке. Стучит по клавишам.
Я берусь за ручку, замираю и жду. На общедомовой лестнице раздаются шаги, потом человек останавливается на площадке, хлопает дверь, и я ухожу.
Зак
13 февраля 2012
В баре было совсем глухо. Три парочки да Кулон с приятелем-серфингистом с белыми дредами, Джолионом. Патрон накинулся на меня как на давно пропавшего любовника. «Закамундо, мой дорогой!» Сыграли в покер, выпили. Пока Кулон отвлекался на клиентов, Джолион пытался затащить меня на какую-то тусовку, «Лик любви» в Бьюде. Честно говоря, он действовал мне на нервы. Чтобы от него отделаться, разрешил взять свою машину. Обещал вернуть на следующий день.
Когда подошел Кулон, я сразу завел речь о «чемоданчике». Плохая новость: Кулон провел весь январь с родителями в Аликанте: «Пришлось, брат, ведь это они спонсируют мою лавочку». Хорошая новость: на Новый год он раздобыл у студентов МДПВ
[14]. Обещал поделиться, но рассчитывает на покрытие расходов: «Прости, друг, самому не даром достался, ты же понимаешь». Отдал ему заначку, что лежала в коробке из-под мюсли, остальное занесу на неделе.
Инфа о его родителях стала мне как кость в горле. Думаешь, что человек похож на тебя, а потом оказывается, что он так же обласкан судьбой, как и другие уроды. Очередной хиппующий богатенький эксцентрик. Когда он перекупил «Голубую лагуну» несколько лет назад, я решил, что ради этого он вкалывал, копил, потом вложил все средства в дело. Теперь выясняется, что бар – лишь хобби, образ жизни, который целиком спонсируют родители.
