Вспоминаю наш последний разговор. Он сказал, что был в Дартмуре, сам же давно приехал в Галлз.
– Мне нравится писать в гаснущем свете. Здешние старинные развалины тянутся вдаль, будто безымянные могилы. И никого на мили вокруг.
– Чудесно, – ответила я, радуясь, что хоть с живописью у него все ладится. – Не задерживайся надолго.
– К темноте вернусь.
– Будь осторожнее за рулем, – попросила я, едва не плача.
Я знала, что дома его ждет мое письмо. Мне хотелось отмотать время назад. Я уже сожалела о своем решении.
На что он смотрел во время нашего разговора? Была ли рядом с ним Онни? Когда соберусь с силами и прочту дневник, то все узнаю.
Прижимаю ноутбук к груди.
Виктория бросает на меня беглый взгляд.
– Не надо вам больше это читать, – говорит она. – Чтение чужих дневников ни к чему хорошему не приводит. Только душу себе растравите.
– Возможно, вы правы.
– Много уже прочли?
– Нет, только последнюю запись. Я пока особо не вникала.
– Знаете, что бы сделала я?
– Что?
– Я бы его выбросила. Просто опустите стекло и покончите с этим раз и навсегда!
Она сворачивает к обочине, замедляет скорость. Нажимает кнопку на панели между нами, окно автоматически открывается, в салон влетает ветер и шум. Она показывает на ноутбук.
– Нет! – кричу я, крепко прижав ноут к груди. – Я пока не готова!
Она закрывает окно, в машине снова наступает тишина.
– Дело ваше.
Мне кажется, что Виктория шутит, но нет – ее губы плотно сжаты. Несколько прядей возле шеи выбились из стянутых резинкой волос. Она кусает губы.
В дороге мы почти не разговариваем, погрузившись в мрачные мысли.
– Надеюсь, мой пес в порядке, – неожиданно говорю я. – Она ведь ему не навредит?
Виктория долго молчит, потом, наконец, произносит:
– Когда мы ее найдем, предоставьте мне самой с ней разобраться, хорошо? Забирайте собаку и уезжайте. Остальное вас не касается.
И тут ее прорывает. Она рассказывает, что Онни назвали в честь матери Алана. Вообще-то ее зовут Анна.
Она всегда была трудным ребенком, даже в младенчестве: беспокойная, спала плохо, тянулась ко всему, что на глаза попадалось, потом разочарованно бросала вещи на пол. Нисколько не похожа на своего старшего брата. А что она творила в школе – не ребенок, ходячая катастрофа. Никогда не умела заводить друзей. Виктория за нее очень переживала.
– Онни с гонором. Постоянно злится, частые перепады настроения. В случае неудачи обвиняет других, ее вины никогда ни в чем нет. При этом очень педантична. Все, что я говорю, воспринимается в штыки.
– Типичный подросток.
– Ну, в школе так не думали. Пару лет назад ее травили в классе, зря мы ее тогда не забрали. Возможно, удалось бы спасти ситуацию. Дальше стало только хуже. Онни отомстила своей обидчице. Обработала ее снимки в «Фотошопе» и вывесила на «Фейсбуке». Вышло довольно жестоко. Из школы ее исключили.
Виктория глядит прямо перед собой. Мы уже на выезде из Бристоля, где сходятся две магистрали. Она всматривается в дорожные знаки, сворачивает вправо.
– Надеюсь, она не обидит вашу собаку, – наконец говорит Виктория.
Отворачиваюсь, чтобы она не видела выражения моего лица.
Проезжаем еще несколько миль.
– Как вы узнали про Зака и Онни? – спрашиваю я. – И когда это случилось?
– За день до аварии. Застала их вместе.
– В Корнуолле?
– Да. – Виктория хмурится, сосредоточенно обгоняет автобус с туристами. – Сцена была пренеприятная, однако по причине гибели Зака мы постарались обо всем забыть. Узнав об аварии, Онни чуть с ума не сошла. Я пыталась от нее скрыть. – Она вздыхает. – Не получилось.
– Ваш муж знает?
– Нет, – коротко отвечает Виктория. Потом неожиданно добавляет: – Это единственное, в чем я преуспела. Поэтому и в Швейцарию ее отправила, чтобы она не проболталась Алану. Не перестаю удивляться, как много супруги скрывают друг от друга. По идее, они должны всем делиться. На деле выходит иначе: девять из десяти непременно что-то скрывают. Даже если это просто мысли, желания, надежды. Живешь в одном доме, спишь на одной кровати и совершенно не знаешь того, кто находится с тобой рядом.
За окном мелькает дорожная разметка. Через минуту Виктория мрачно добавляет:
– Не зря вы не стали заводить детей. Они только жизнь портят.
– Вы ведь не всерьез!
– Кто знает. – Она невесело улыбается.
– Я хотела ребенка, – говорю я, – а Зак нет.
– Вот как.
Мы обе молчим. Я продолжаю смотреть в окно. Наконец говорю:
– Ханна. Некто по имени Ханна оставила Заку цветы.
Сначала я решаю, что Виктория меня не услышала, и тут она говорит:
– У каждого есть своя Ханна.
В Эксетере мы съезжаем с магистрали на шоссе А-30. Уже за полдень, солнце стоит низко. Собираются тучи, на фоне светло-голубого неба темнеют серые полосы. Вдоль дороги тянутся багряные скалы, возле которых Зак не останавливался и не рисовал их, возле которых он не оставлял машину и не ходил в Косдон, где древние развалины похожи или не похожи на безымянные могилы, он не ждал здесь, когда погаснет свет.
Виктория не пользуется короткой дорогой, по которой ездили мы с Заком и про которую, как я думала, он забыл в ту ночь. Она держится основной трассы. Мы проносимся мимо поворота.
Во мне нарастают злость, паника и горечь. Я пыталась не давать им волю, но чем ближе мы к месту аварии, тем больше я нервничаю. Ерзаю на сиденье.
– В чем дело? – спрашивает Виктория.
Я не отвечаю. Вдали что-то виднеется, и я кричу:
– Остановитесь! Скорей к обочине!
– Черт! Что там? Что там?
Машина с визгом тормозит на полосе временной стоянки, останавливается под углом, задний бампер заходит за линию разметки. Нам яростно сигналят. Позади стоит мой серый «Ниссан», припаркованный перпендикулярно дороге.
Не успевает она и слова сказать, как я выскакиваю наружу и бегу по щебенке к своей машине. Пусто. Ни Онни, ни собаки. Виктория судорожно пытается надеть обувь. Ее волосы треплет ветер. Верхние пуговицы на блузке расстегнулись, она надулась пузырем. Я кричу, перекрывая гул транспорта, и указываю на другую сторону дороги – на место аварии Зака. Прямо перед поворотом застыла девушка с собакой на поводке. Длинные волосы, синий всполох. Пес упирается, она тащит его за собой.
Нам нужно на другую сторону, но движение в обоих направлениях слишком интенсивное. Машины едут и едут. Тусклое зимнее солнце сверкает на лобовых стеклах. Дождавшись разрыва в потоке машин, хватаю Викторию за руку и добегаю до середины дороги. Над головой вибрируют провода линии электропередачи. Снова жду, пока расстояние между автомобилями хоть немного увеличится. Приближается свет фар. Делаю знак Виктории и опять бегу.
