Из стопки старых журналов в прихожей вытащил верхний, оказался «Техникой молодёжи» за прошлый год. Перелистал, ничего интересного по дельтапланам не было. Пойдёт, лавочки наверняка мокрые, сидеть на них без подкладки удовольствие небольшое. Свернул журнал вдвое, сунул в нагрудный карман. И вышел за порог, ещё не зная, что покидает родной дом навсегда.
Здесь жили отец с мамой. Сюда двадцать семь лет назад привезли крохотного, новорождённого Андрюшеньку. Детсад, школа… Седьмой класс, Юрка Полухин, тот страшный зимний день… Нет, это мы пропускаем. Иначе никаких посиделок в парке не получится. Захлестнут воспоминания и чувство вины. Грех, который не забыть, не замолить, не вычеркнуть из судьбы. Мог он тогда сделать что-то? Сегодня кажется, что нет, а на самом деле?…
Мама умерла, когда ему было шестнадцать. Приближалось окончание школы, время выбора жизненного пути. Выпускного она не дождалась. Отец крепился, как мог, но всё чаще топил память о любимой женщине в вине. У пьяниц жизнь короткая, год за три, а то и за все пять. Отец пережил маму ненадолго. Получив аттестат зрелости, Андрей ушёл в армию. На традиционные проводы пришли только друзья.
Сосновцев спустился по лестнице со щербатыми ступенями. Прошёл мимо стен с полустёршимися надписями «Светка дура» и «Витя Цой форева». Он не замечал привычных запахов и не обращал внимания на знакомые с детства звуки – шум телевизора у соседей напротив, традиционный утренний скандал этажом выше. Окурки на лестничной площадке, где живёт подросток Гоша. К нему приходят друзья, а на улице дождь, где ещё поговорить мальчишкам? Хорошо хоть пивных банок не набросали.
Хлопнул обшарпанной дверью подъезда и зашагал, не оглядываясь, по улице, обходя и перепрыгивая лужи. Ничто не ёкнуло в груди, никто не подсказал, не шепнул на ухо – ты сюда больше не вернёшься.
Андрей прикидывал выйти на проспект, пролегавший за ближними многоэтажками, за поворотом. Купить там запланированное пиво, а дальше свернуть на улицу, ведущую к старому парку – с прудом, фонтаном в центре и скамейками в нишах из постриженного вечнозелёного кустарника. Фонтан сейчас, конечно, не работают, а ведь когда-то они, студенты художественного училища имени Сурикова, рисовали его с натуры. Да и сама «альма-матер» недалеко, всего в трёх кварталах.
После армии Андрей четыре года изучал там композицию, перспективу, цветовую гамму, и прочие премудрости художественного ремесла. Так хотела мама, почему-то она была уверена, что сын обязательно станет великим музыкантом или художником. На ухо Андрею наступил медведь, но рисовать получалось. Так почему бы и нет? А потом учёба увлекла. Сколько надежд было у тогдашних студентов, как мечтали они стать великими живописцами!
Вспомнилась некстати Галка из параллельной группы. Любовь у них тогда была – первая, и казалось, до гроба. Но потом появилась Марина, затем Оля. Потом оказалось, что есть и другие девушки, и все по-своему хороши. Как-то быстро это всё пролетело…
По окончании учёбы Сосновцев скоро понял, что второго Репина из него не получилось, и нового Дега тоже. Времена на дворе стояли непростые. Уже не ревущие девяностые, конечно, но тоже… Только новые банки росли как грибы после дождя, да ещё торгово-развлекательные центры. Казалось, весь город живёт лишь коммерцией, а рисовальщику без связей – куда податься?
И когда ему предложили место художника-декоратора в местном театре, он и тому был рад. Но проказа торговли «всех со всеми» пожирала город. Добралась она и до театральных подмостков. Сотрудников уволили, здание сдали в аренду под крупный магазин. Сосновцев с трудом устроился в школу учителем рисования и черчения. Диплом это позволял. И с тоской собирался каждое утро на работу.
Выручал спорт. Ещё в армии он полюбил физподготовку, сержанты нарадоваться не могли на бойца, большую часть времени проводившего у турника и на спортивной площадке. А на «гражданке» неожиданно увлёкся экстремальными видами. Спуски на велосипеде по горным склонам быстро прискучили, зато парашютный спорт, парапланы, а потом и дельтапланы – вот это оказалось то, что надо! Захватило с головой!
Если б не спорт, Андрей наверно давно бы уже начал пить горькую, как отец, и повторил бы его судьбу. А быть может, была ещё одна причина, но её Сосновцев никогда не называл вслух. Даже про себя не называл, даже во сне.
Однако учительствовать душа не лежала, хоть тресни. Чему он мог научить подрастающее поколение? Как стать художником-неудачником? Неудачником может стать любой, сам, без всяких наставлений. Увлечь ребят неповторимой эстетикой чёткости и строгости чертежных линий? Так он её и сам не чувствовал, эту эстетику! Скукотища одна… И тогда он плюнул на всё, взял по примеру многих знакомых ссуду в банке и рванул в «безнеса». Да только и здесь что-то не заладилось, так и родительскую квартиру заложить недолго. Было о чём подумать в старом парке.
Андрей лавировал между луж. На углу примостился бомж, выставив на тротуар замотанную бинтом ногу и жестянку для подаяния. Рожа у него была немытая и хитрая. Примета времени – кто не торговал, шёл просить милостыню. Только б не работать.
Сосновцев не подавал из принципа, не верил ни в слезливые плакаты о сгоревшем жилье, ни в душераздирающие рассказы о больном ребёнке, которому, дескать, нужна срочная дорогостоящая операция. Уж больно физиономии у просителей были жуликоватые. Но бомж занял единственный сухой участок тротуара, чтобы его обойти пришлось бы грести через здоровенную лужу. Андрей начал переходить дорогу, не доходя до попрошайки. Ему всё равно нужно было на противоположную сторону.
– Чё, драпаешь?! – вдруг заорал бомж. – Монетки жалко для штрадальца? Не будет тебе пути, попомни моё слово!
Андрей невольно замедлил шаг. Высокий и широкоплечий, со спортивной подтянутой фигурой, он никогда не проходил мимо, если его задевали. Считал ниже своего достоинства спускать хамские замечания или выходки. Пусть страус прячет голову в песок, а он человек, мужчина. Негоже ему трусливо ускорять шаг, когда свистят в спину.
– Ты поскромней будь, юродивый, – неприятным голосом обронил он бомжу. – Знаем, какие вы все калеки. Бабулька сердобольная пожалеет, и будь рад, а я по субботам не подаю.
– Во-во, развелось вас, жмотов! – не унимался попрошайка. Видно уже принял хорошо на грудь, иначе откуда бы взяться такой храбрости. – Ничё, от тюрьмы да от сумы!..
Сосновцев был на середине узкой улицы. До поворота на проспект оставалось менее двух десятков метров. Он почти остановился, собираясь окоротить наглеца, когда из-за поворота на бешеной скорости, поднимая фонтаны воды из луж, вылетел «Форд Эксплорер», огромный как сарай.
На мокром асфальте внедорожник несло юзом, за лобовым стеклом Андрей успел разглядеть юношеское лицо, перекошенное ужасом. Лакированное чудовище мчалось прямо на него, Сосновцева, – всей своей многотонной массой! Приближалось стремительно и неотвратимо!
Времени на размышления не оставалось – ноги на рефлексах оттолкнулись от земли. Тренированное тело метнулось стрелой в сторону, сгруппировалось в длинном прыжке…
