Вертолет завис в огромном пространстве, между вторым и третьим этажами, за стеклянными стенами – музейный двор, он как укрытие посреди Нью-Йорка, ты можешь замедлиться, забыть обо всем, это роскошный сад, где мысли улетают вдаль, где нет проблем. Арина остолбенела. Защитного цвета корпус и хвост, окно для пилота и настоящий пропеллер, все настоящее. Но ни канатов, ни сверхпрочных нитей типа лески не видно. Он влетел сюда непрошеным кузнечиком и застопорился. Держит его тяжелый воздух музея с огромным количеством этажей, закоулков и посетителей. Вертолет в прекрасном состоянии, он может полететь. Но завис, причины непонятны.
Арина вдруг показалась себе таким же бессмысленно зависшим вертолетом, неуместным и неведомо как здесь оказавшимся. Его подвесили здесь – так же, как Арину пригласили в Нью-Йорк – ради шутки. Или оригинальной идеи, которая порадует преданных телекомпании зрителей. Заставит задуматься, посмеяться или офонареть. И даже застыть на какое-то время, как сама Арина стоит, не в силах сдвинуться с места.
Когда призрак вертолета снова превратился в артефакт, морок удалось стряхнуть, и она заспешила к лестнице, ступеньки будто катились перед ее глазами. Немедленно в сад! вдохнуть свежий воздух полной грудью. Арина и вертолет, сюжет. Сесили рассказать – та как всегда плечико поднимет – ну и что? В этом МОМА сплошные авантюристы, и не такое в воздухе зависало. Искусство, Арина, требует жертв. Или озарений. Нет, жертв – точнее.
На работе я задерживалась до поздней ночи, квартира моя, выделенная телекомпанией, по правде говоря, простаивала. Поблизости от Рокфеллер-Центра, пару блоков пройти. Вполне комфортабельное жилище, огромная студия на первом этаже приличного дома – мебель и все необходимое, нет проблем. Это в порядке вещей – предоставлять жилье на первое время, квартиры держат для визитеров, для вновь прибывших типа меня. Нет, я там исправно ночевала. Гостей там не бывало, некогда. Вечером я успевала только принять душ и наскоро перехватить что-нибудь, печенье и чай перед сном. Утром кофе – и снова на работу, осваиваться. Занятость с каждым днем увеличивалась, я гораздо лучше теперь понимала, почему новости выходят вовремя, как хорошо отлаженная машина. Никаких пауз для размышлений, сотрудники выполняют сделанное в срок, на посторонние мысли нет сил. Красиво, качественно, профессионально. Сколько угодно свободного времени урывками посреди дня – для кофе и коротких прогулок достаточно, но главное – выполнить задание в срок.
Ты кружишь неподалеку от рабочего места, то на длинном поводке, то на коротком, но привыкаешь, что вся твоя жизнь – исполнение задания. Одеваться или причесываться ты должен для телевидения, есть и спать – чтобы хватило сил для телевидения, ты пишешь и формулируешь по лекалам, принятым в твоей телекомпании: сохранение стиля важнее всего!
И никакого простора для собственного взгляда на происходящее. Недопустимо. К гневному взгляду телевизионных ведущих, когда речь заходила о России, Арина привыкла еще в Амстердаме, международная обстановка накалялась с каждым днем. Но есть ведь две точки зрения, почему ситуация трактуется с такой предвзятостью? Они же тут занимаются ежедневной фальсификацией, неужели не мучаются журналисты от необходимости переворачивать факты с ног на голову? Это же нелепо, в конце концов, обвинять во всех смертных грехах Россию, обвинять грубо, без попытки нормального диалога в кадре, нет даже попытки взглянуть на события объективно. Это и есть хваленая американская справедливость? Это свобода слова?
Да ни фига, по-прежнему два мира, два мировоззрения. И перспектива близкой войны, которая в результате вполне может снести к чертовой матери эти два мира, вместе с разницей мировоззрений. И Арине, предлагается вначале за кадром, а потом личным присутствием – со всей ее профессиональной фотогеничностью во весь экран – клеймить на чем свет стоит, гневно и уверенно. С неистребимым русским акцентом, несколько облагороженным Сесили для пущей убедительности.
А потом она будет возвращаться домой и валиться в кровать от усталости, без какого бы то ни было намека на угрызения совести, как и ее коллеги. Осмысление происходящего – напозволительная роскошь. Тупое выполнение заданий, профессиональная съемка, грамотный монтаж, ладно скроенный текст. На угрызения совести и минуты не останется.
При таком раскладе – ты часть телекомпании. Мы гордимся тобой, а ты гордишься тем, что мы тебя выбрали – к журналистам никаких претензий. Они просто винтики.
В тот самый день она поняла, что не сможет быть полезной телекомпании. Надежды на громкую карьеру рухнули, никогда не будет у нее своей программы. Условие Нэша она не в состоянии выполнить. Не продаст душу дьяволу. Не продаст.
Арина ввалилась в квартиру, бросила сумку на диван и попыталась собраться с мыслями. Ее драгоценный анкх всегда помогал ей. Стоит достать его, всмотреться несколько секунд – и настроение менялось, она не раз придумывала выход из сложных ситуаций – крошечные бриллианты отсвечивали всеми цветами радуги, загадочное мерцание сапфира. Отвлечься от безысходности, попросту отогнать ее – и приходит решение. Будто интенсивная медитация, единство круга и креста, единство Инь и Янь. Успокоение как терапия.
Я поднялась, открыла ящик комода, чтобы достать шкатулочку изумрудного цвета, и вдруг увидела, что она открыта. И пуста. По всему ящику разбросаны в беспорядке выпотрошенные коробочки. В них раньше хранились мои драгоценности, теперь их нет.
На кровати я сидела в полном отупении. Анкх у меня украден. И понятия не мею, когда это произошло. Я давно не заглядывала в ящик, настроения надевать украшения не было, я вообще редко что-то носила, так по случаю иногда. Не для ежедневной демонстрации – смотрите, завидуйте! Глупости. Это мои сокровища, я им хозяйка.
Для женщины ведь главное не бирюльки и блестяшки, а набор, соответственный возрасту, тогда она спокойна и уверена в себе. Это трудно объяснить, но любая читательница меня понимает: к определенному моменту в жизни нужен полный набор – достойный муж, успешные дети, работа… в списке еще несколько пунктов. Тогда —успела все.
А что есть у Арины? Муж, с которым она рассталась, и главное, ничего по этому поводу не чувствует. То ли был, то ли не был. То ли есть, то ли нет. Равнодушие Сонечки, незаинтересованной даже в коротких встречах с матерью. Работа, с которой явно не срастается – клеймить Россию она не намерена.
Странная штука – патриотизм. Дома – запросто, если что не по нраву – чехвостим собственную страну на чем свет стоит. А за границей – стоп, буржуин! Не трожь мою родину, ты и понять ее не в состоянии! Руки прочь, господа, займитесь своими проблемами, а с нами уважительно, плиз, по всем правилам западной демократии в лучших ее традициях, и не надо нас огорчать. В вашем телевидении я разочаровалась окончательно. Не хочу-у!! – Вот это она Стиву и объяснит. И фамилия у него дурацкая. И анкх украли, знак защиты, удачи и счастья с историей, уходящей в глубь веков. Унесли, вместе с историей и удачей. Она даже не в курсе, когда унесли – а все из-за свистопляски с «вы, пожалуйста, присмотритесь, вы прочувствуйте наш стиль». Прочувствовала. Спасибо.
