– Хезер, твоя мелодия в исполнении моего телефона – красивая и желанная, как ты. У меня шоу записывается через пять минут, но два слова от тебя – это подарок, – Джоанна искренне засмеялась в трубку, даже не поздоровавшись. Между ними нет никаких условностей.
– Милая, подарок завтра, а сегодня только время уточняю. Если я раньше всех появлюсь – примешь бездомную с мужем?
– Наилучшим образом приму, дождаться бы – я тебе так рада! Устала, как собака.
– Что, кусаться устала? Усмирись и расслабься, у тебя праздник завтра, а лучше отмени запись – зачем тебе еще одно шоу, у тебя их тысячи!
– А тебе кино твое зачем? У тебя их столько, что…
– Тише, не считай. Кино не шоу, и не каждый день снимается. Ты как про возраст говоришь. Как Саймон? Он же крестный моей Лоры, обнять его не дождемся! Проказник! Такие фото размещает, весь Голливуд гудит!
– Милая, он шоумен, иногда его заносит. Его поведение мы уже разобрали, Саймон с трудом, но усвоил, что на фото со мной он лучше выглядит.
– Уверена, он осознал и поверил мастеру. Ему повезло, что ты такая умная.
– А мне – что он такой красавчик. Ладно, пора приниматься за дело, а тебя завтра расцелую прямо с порога, не сомневайся!
– Пока, несравненная моя. Помни, что ты лучше всех, кто в кадре.
– А тех, кто за кадром – хуже?
– Джоанна, кто-то спешит, по-моему, – и это не я. Пока, а то мы с тобой проговорим до завтра, про шоу забудешь. Да, привет Дэрриэл – ох, мне бы такую, как она, я бы тоже контору открыла. Завидую тебе. Целую, удачи! – гудки в трубке прозвучали весело. Не все так просто, но даже телефонный разговор с Хезер помогает. Не напрягается – во всяком случае, последние лет двадцать уж точно. А в удачу Джоанна никогда не верила, и Хезер это знает. Случайностей не бывает.
Но ничего не поделаешь, Голливуд отпечаток откладывает. Они там ненавидят друг друга так сильно, что от пожеланий удачи провода гудят.
Она вошла в студию с привычной улыбкой на лице, сияющем от счастья. Рукопожатия, приветствия, кого-то она обняла, кто поближе – расцеловала, группа оживилась, глаза потихоньку загорались. Как обычно. Она села на диван, вокруг нее засуетились операторы – по кадру, звуку, свету – Джоанна и вправду счастлива, раздражение, как рукой сняло. По громкой связи она попросила Дэрриэл, чтобы Карлотта вошла в студию прямо сейчас, они отрепетируют вопросы. Треск телефона, который она просто забыла отключить, заставил ее поморщиться – Бен Рэддл. Ну, конечно. Контроль над ситуацией. Хорошо, контролируй, дорогой.
– Да, Бен?
– Джоанна, я звоню пожелать удачи.
– Удача – вещь хрупкая, а если тебя волнует, как я себя чувствую, то я в полной боевой готовности. Ты, наверное, знаешь, что уже время тракта, а я не люблю, когда меня отвлекают. Во время записи ты тоже будешь звонить? Напоминаю, что как профессиональный человек, я телефон отключаю. Тебе тоже – удачи. Завтра увидимся. – Она нажала кнопку и проследила, за тем, как гаснет экран. Все, с пожеланиями удачи разобрались. Забавно, если Бен на нее обиделся.
Карлотта оказалась небольшого роста моложавой женщиной на вид лет сорока трех. Она вошла, смущенно улыбаясь и озираясь по сторонам. Когда увидела Джоанну – направилась прямо к ней. Джоанна приветливо и ободряюще посмотрела на нее, пригласила сесть рядом.
– Проверьте свет. Нормально? План есть – крупный, средний? Еще один участник будет сидеть чуть дальше – общий тоже есть? Прекрасно. – Она повернулась к Талман, снова озарившись доброжелательной улыбкой. – Карлотта, успокойтесь, это главное. Здесь ваши друзья. Когда я заговорю о вас – спуститесь из аудитории прямо сюда. – Приготовьте место в зале для Карлотты – крайнее, в третьем ряду! Спасибо. – Снова обаятельная улыбка – для Карлотты. – У нас всего несколько минут. Напомните мне вашу историю.
– Я работала продавщицей в одном из крупнейших торговых центров Нью-Йорка. Отдел по продаже дорогих ювелирных изделий. Продукция известнейшего дизайнера. Работала семнадцать лет и три месяца. У нас небольшой коллектив – и часто по отношению к нам обещания не выполнялись. Бонусы «забывали» дать и все такое. Люди тихо возмущались. Я стала организатором однодневной забастовки. Мои коллеги сплотились, стали формулировать свои условия. А позже меня уволили. Изложили какие-то претензии, основанные на придирках. Работу я не могу найти четырнадцать месяцев.
– И вы читали книгу Кеннета Томпсона? – быстро спросила Джоанна.
– Да, но он пишет обычные вещи, привычные. Я не могу сказать, что книга так сильно меня впечатлила и стала причиной моей активности.
– А вы скажете. Хорошо? – Джоанна смотрела на женщину мягко, но очень твердо. – Скажете, что впечатление оказалось слишком сильным, вы захотели следовать его указаниям. Это же, отчасти, правда, верно?
– Да, но только отчасти. Все гораздо сложнее. – Она опустила глаза, пальцами мнет поясок от платья.
– Покажите мне картинку, – внезапно потребовала Джоанна, обращаясь в пустоту – Монитор выключен, за камерой никого не было – Куда Рон подевался? Безобразие! Я же просила!
– Я здесь! – Оператор, худющий светловолосый парень, влетел в студию, удивленный ее настроением, которое ничего хорошего не предвещало.
– Я просила планы проверить. – Рон возился, настраивался, потом на мониторе появилось изображение. – Средний. Есть вроде, но подожди. Когда я в повороте – свет дай на подбородок. Так. Посмотри мой крупный. Это что? Что с моей шеей? Сто раз повторяла, никакие блики мне тут не нужны. Дай мягкий переход. И глаза высвети нормально, ты же мне мешки делаешь, которых у меня нет.
– Да все в норме. Это же твой фирменный план, Джо. Классика. Глаза блестят, как светлое будущее человечества, ты чего?
– Рон, не спорь. Тренируйся на девочках, цветах, бабочках – на чем угодно. На мне не надо. Поправь свет, а если у тебя плохое настроение – отдохни, только позови кого-нибудь, пусть поработает.
– После всего – это у меня настроение? Это у меня настроение?! Когда ты так придираешься к свету, это значит…
– … значит, свет поставлен неправильно. У меня розовая блузка, цвет требует фильтра, не мне тебя учить. Не надо из меня сумасшедшую в розовенькой кофточке делать. Так, уже лучше. И контровой дай. Чуть мягче. Рука почему такая темная? А воздух над головой в таком количестве? Ты же знаешь, я этого не люблю. Опусти. Еще. Чуть назад. Ну вот, вроде есть что-то. Хорошо, так оставим. Да не дуйся ты, Рон. Мой крупный план – не последнее выразительное средство в программе.
Рон кивнул, потом повернулся спиной и Джоанна прекрасно знала, что именно происходит с его лицом. Но тему развивать не стала. Она снова обернулась к Карлотте:
– И помните, самое главное, – во время записи не надо опускать глаза, и теребить платье, это плохо смотрится. И мы еще о чем-то говорили. Ах да, что вам сложно… – она помолчала. – Карлотта, в жизни вообще все сложно. Даже еще сложнее – и невозможно понять до конца, что и чему причина. Уж поверьте мне. Вы пришли участвовать в шоу. Не забывайте, телевидение это жизнь, но другая. Тоже непростая, кстати. Мы договорились? Вы сядете в третьем ряду, расслабитесь, посмотрите, как мы готовимся, сколько народу вокруг занято – и настроитесь на рассказ о двух ваших детях, о том, как сейчас вам трудно – ведь вы воспитываете их одна?
