Паузы заполнял репортер Эн-би-си из Белого
дома. Полиция молчит. Похоже, что подозреваемых пока нет, как нет и улик. Да,
оба судьи находились под охраной ФБР, которое никак не комментирует это. Да,
«Монтроуз» — это место, которое часто посещают гомосексуалисты. Да, в адрес
обоих поступало много угроз, особенно это касалось Розенберга. И по этому делу
может быть очень много подозреваемых, пока оно не будет окончательно раскрыто.
Каллаган выключил телевизор и прошел к
балконной двери, где воздуха было больше.
— Нет подозреваемых, — бормотал он.
— Я могу назвать не меньше двадцати, — сказала
Дарби.
— Да, но почему такое сочетание? С Розенбергом
все понятно, но почему Джейнсен? Почему не Макдауэлл или Йонт, оба гораздо
более последовательные либералы, чем Джейнсен? Это не имеет смысла.
Каллаган сел на плетеный стул возле двери и
взъерошил свои волосы.
— Я принесу тебе еще кофе, — сказала Дарби.
— Нет, нет. Я уже проснулся.
— Как твоя голова?
— Отлично, если бы я поспал еще часа три.
Думаю, я отменю занятия. У меня нет настроения.
— Здорово.
— Черт, я не могу поверить в это. Этот кретин
имеет право выдвинуть двух кандидатов. Это значит, что восемь из девяти будут
ставленниками республиканцев.
— Они должны будут сначала пройти утверждение.
— Мы не узнаем конституцию через десять лет.
Это отвратительно.
— Вот почему они были убиты, Томас. Кто-то или
какая-то группа хотят иметь другой суд, такой, в котором было бы абсолютное
большинство консерваторов. Выборы в следующем году. Розенбергу был девяносто
один год. Маннингу сейчас восемьдесят четыре, Йонту — за семьдесят. Они вскоре
могут умереть или протянут еще с десяток лет. Президентом может быть избран
демократ. Зачем испытывать судьбу? Убить их сейчас. За год до выборов. В этом
есть смысл, кто-то имеет такие намерения.
— Но почему Джейнсен?
— Он кого-то смущал и был, очевидно, легкой
целью.
— Да, но он в основном придерживался умеренных
позиций и только иногда склонялся влево. К тому же он был назначен на должность
республиканцами.
— Ты хочешь «Кровавой Мэри»?
— Хорошая идея. Минутку, я пытаюсь сообразить.
Дарби откинулась на кровати, потягивала кофе и
наблюдала, как солнечный свет пробивается через балкон.
— Подумай над этим, Томас. Время вполне
подходящее. Перевыборы, выдвижение кандидатов, политика и все такое. Когда
вспоминаешь о насилии, радикалах, фанатиках, борцах за чистоту нравов и нации,
когда задумываешься о всех тех группировках, которые способны убивать, и о всех
тех угрозах в адрес судей, невольно приходишь к мысли, что воспользоваться этим
благоприятным моментом и убрать их могла какая-нибудь неизвестная группа
заговорщиков.
— И что это за группа?
— Бог ее знает.
— «Подпольная армия»?
— Не такая уж она неизвестная. Они убили судью
Фернандеса в Техасе.
— Не пользуются ли они бомбами?
— Да, они специалисты по пластиковым взрывным
устройствам.
— Вычеркни их.
— Я не вычеркиваю пока никого. — Дарби встала
и поправила на себе халат. — Пойдем, я приготовлю тебе «Кровавую Мэри».
— Только если ты выпьешь со мной.
— Томас, ты профессор. Ты можешь отменить свои
занятия, если захочешь. Я же студентка и…
— Я понимаю положение.
— Я больше не могу прогуливать занятия.
— Я провалю тебя на конституционном праве,
если ты не будешь прогуливать занятия и напиваться со мной. У меня есть том
мнений Розенберга. Давай почитаем их, выпьем «Кровавой Мэри», потом вина, а потом
еще что-нибудь. Я уже скучаю по Розенбергу.
— У меня федеральный процессуальный кодекс в
девять, и я не могу пропускать его.
— Я намерен позвонить декану и отменить все
занятия вообще. Тогда ты выпьешь со мной?
— Нет, Томас. Хватит.
Он спустился вслед за ней на кухню, где были
кофе и спиртное.
Глава 6
Продолжая прижимать трубку к плечу, Флетчер
Коул ткнул пальцем в кнопку еще одного телефона на столе в Овальном кабинете.
Три абонента ждали на линии, напоминая о себе миганием индикаторов. Он медленно
ходил перед столом и слушал, одновременно пробегая глазами доклад на двух
страничках, поступивший от Хортона из юридического комитета. Он не обращал
никакого внимания на президента, который, полуприсев перед окнами с короткой
клюшкой в руках, усиленно таращился то на желтый мяч, то на медную лунку в трех
метрах от него на синем ковре. Коул проворчал что-то в трубку. Его слова не
были слышны президенту, который в этот момент слегка ударил по мячу и наблюдал,
как тот катится точно в лунку. Лунка клацнула и освободилась от попавшего мяча,
отбросив его на метр в сторону. Президент подался вперед к следующему, теперь
уже оранжевому мячу. Он поддал по нему точно так же, и тот тоже закатился в
лунку. Восьмое попадание кряду. Двадцать семь из тридцати.
— Это был Главный судья Рэнниен, — сказал
Коул, бросая трубку. — Он в полном расстройстве чувств и хочет встретиться с
вами сегодня после обеда.
— Скажи ему, чтобы записался на прием.
— Я сказал ему, чтобы он был здесь завтра в
десять утра. У вас заседание кабинета в десять тридцать и Совета национальной
безопасности в одиннадцать.
Не поднимая глаз, президент сжимал клюшку и
изучал следующий мяч.
— Я не могу ждать. Как насчет опросов
общественного мнения?
Он аккуратно ударил с размаха по мячу и
наблюдал за ним.
— Я только что говорил с Нельсоном. Он провел
два опроса после полудня. Компьютер сейчас обрабатывает результаты, но он
считает, что рейтинг составит около пятидесяти двух или пятидесяти трех.
Игрок в гольф на секунду оторвал взгляд от
мяча и улыбнулся, а затем вновь сосредоточился на игре.
— Каков он был на прошлой неделе?
— Сорок четыре. Это благодаря шерстяной кофте
без галстука. Как я и говорил.
— Я думал, что сорок пять, — сказал президент,
послав желтый мяч точно в лунку.
