— Ты всегда мог выбирать имена, Томас. Я
помню, ты отвергал женщин только потому, что тебе не нравились их имена.
Роскошных, горячих женщин, но с невыразительными именами. Дарби. В этом имени
есть что-то эротическое. Что за имя! Когда я увижу ее?
— Я не знаю.
— Она переехала к тебе?
— Не твое собачье дело. Гэвин, послушай, кто
это сделал?
— Ты что, не читаешь газет? У нас нет
подозреваемых. Ни одного.
— Ну уж мотивы-то вам известны?
— Масса мотивов. Кругом полно ненависти,
Томас. Причудливое сочетание, тебе не кажется? Джейнсен никуда не вписывается.
Директор приказал нам изучить предстоящие дела, последние решения, кто как
голосовал и прочую чепуху.
— Это здорово, Гэвин. Каждый специалист по
конституционному праву сейчас строит из себя детектива и пытается раскрыть эти
убийства.
— А ты — нет?
— Нет, я набрался, когда услышал об этом, но
сейчас уже трезвый. Подруга, однако, погрузилась в такое же изучение дел, как и
вы. Она игнорирует меня.
— Дарби. Какое имя! Откуда она?
— Из Денвера. Мы встречаемся в понедельник?
— Возможно. Войлз хочет, чтобы мы пахали
круглые сутки, пока компьютеры не выдадут нам, кто сделал это. Я планирую
подключить тебя.
— Благодарю. Я жду от тебя достоверных
сведений. Не только слухов.
— Томас, Томас! Ты, как всегда, выуживаешь
информацию. А мне, как обычно, нечего сказать тебе.
— Ты напьешься и все расскажешь, Гэвин. Как
всегда.
— Почему бы тебе не взять Дарби? Сколько ей
лет? Девятнадцать?
— Двадцать четыре, и она не приглашена. Может
быть, в другой раз.
— Может быть. Я должен бежать, приятель. Через
тридцать минут у меня встреча с директором. Напряжение вокруг такое, что его
можно потрогать руками.
Каллаган набрал номер библиотеки колледжа и
спросил, видел ли кто-нибудь Дарби Шоу. Никто не видел.
Дарби оставила машину на полупустой стоянке
федерального здания в Лафайетте и вошла в конторку клерка на первом этаже. В
полдень в пятницу суд не заседал, и в коридорах здания было пусто. Она
остановилась у барьера, заглянула в открытое окошко и подождала. Сонная
помощница клерка со значительным видом подошла к окошку.
— Чем могу помочь? — спросила она тоном
мелкого чиновника, который меньше всего хотел бы помочь.
Дарби просунула в окошко полоску бумаги:
— Мне необходимо посмотреть это дело.
Помощница бросила быстрый взгляд на название
дела и подняла глаза на Дарби.
— Зачем? — спросила она.
— Я не должна объяснять. Это открытое дело, не
так ли?
— Наполовину открытое.
Дарби забрала свой листок и сложила его.
— Вы знакомы с Законом о свободе информации?
— Вы адвокат?
— Не нужно быть адвокатом, чтобы посмотреть
это дело.
Помощница выдвинула ящик стола и взяла связку
ключей. Кивнув головой, она пригласила следовать за ней.
Табличка на двери гласила: «Присяжные
заседатели», но в самой комнате не было ни столов, ни стульев. Вдоль стен
стояли шкафы и ящики с подшивками дел. Дарби оглядела помещение.
Помощница указала на одну из стен:
— Здесь. Вдоль этой стены. Весь остальной хлам
не имеет к этому отношения. В первом деле подшиты все заявления истца и
ответчика, а также переписка. В остальных — заключения, вещественные
доказательства и материалы судебного разбирательства.
— Когда был суд?
— Прошлым летом. Он продолжался два месяца.
— Где апелляция?
— Еще не подана. Я думаю, что крайний срок — 1
ноября. Вы, случайно, не репортер?
— Нет.
— Хорошо. Как вы, очевидно, знаете, это
действительно открытые материалы. Однако судья, ведущий это дело, наложил
определенные ограничения. Во-первых, я должна записать вашу фамилию и точное
время посещения этой комнаты. Во-вторых, ничего нельзя выносить отсюда.
В-третьих, нельзя снимать никакие копии с документов, пока не подана апелляция.
В-четвертых, все, что вы берете здесь в руки, должно быть возвращено строго на
свое место. Так распорядился судья.
Дарби уставилась на стену с подшивками дел.
— Почему я не могу снимать копии?
— Спросите его честь. Так как вас зовут?
— Дарби Шоу.
Помощница нацарапала ее фамилию в журнале.
— Сколько времени вы будете работать здесь?
— Я не знаю. Часа три-четыре.
— Мы закрываемся в пять. Найдите меня в
конторе, когда будете уходить.
Она закрыла дверь, довольная собой.
Дарби достала ящик с заявлениями и начала
листать подшивки, делая пометки. Судебный процесс начался семь лет назад между
одним истцом и группой из тридцати восьми состоятельных ответчиков, которые
совместно пользовались услугами по крайней мере пятнадцати адвокатских фирм по
всей стране. Крупных фирм, многие из которых имели сотни адвокатов в десятках
адвокатских контор.
Прошло семь лет юридической войны, требовавшей
больших расходов, а исход дела оставался далеко не однозначным. Решение суда
после ожесточенной тяжбы было только временной победой ответчиков. Вердикт был
куплен или добыт каким-то другим незаконным путем, утверждал истец, ходатайствуя
о новом судебном разбирательстве. Ящики ходатайств, обвинений и контробвинений.
Требования санкций и штрафов потоками неслись с обеих сторон. Бесконечные
страницы показаний, раскрывающие обман и злоупотребления со стороны адвокатов и
их клиентов. Один адвокат был мертв. Другой пытался совершить самоубийство, как
рассказывал один из однокурсников Дарби, работавший над незначительными
деталями этого дела во время суда. Ее приятель подрабатывал летом в качестве
клерка в одной крупной фирме в Хьюстоне и кое-что слышал, хотя в подробности
таких, как он, не посвящали.
Дарби взяла складной стул и уставилась на
подшивки дел. Одни только поиски нужных материалов займут часов пять.
