— Я знаю, что эта группировка — ваш главный
подозреваемый в убийствах Розенберга и Джейнсена и что вы уверены в совершении
ею убийства федерального судьи в Техасе. Она, вероятнее всего, устроила взрывы
в пятидесяти двух непристойных заведениях прошлой ночью. Я не понимаю только,
почему они взрывают и убивают безнаказанно. Черт возьми, директор, мы в осаде.
Шея Войлза побагровела, но он ничего не
сказал, а лишь смотрел в сторону, пока президент произносил свою тираду,
уставившись на него. Льюис К.О. откашлялся.
— Господин президент, если разрешите, мы не
уверены, что «Подпольная армия» замешана в убийствах Розенберга и Джейнсена.
Действительно, у нас нет доказательств ее причастности. Она лишь одна из
десятка подозреваемых. Как я уже говорил, убийства были выполнены чрезвычайно
чисто, организованно и очень профессионально.
Коул сделал шаг вперед.
— Вы пытаетесь сказать, что понятия не имеете
о том, кто убил их, и можете никогда не узнать этого?
— Нет, я хочу сказать другое. Мы найдем их, но
для этого потребуется время.
— Какое время? — спросил президент.
Это был вопрос дилетанта, на который трудно
было что-либо ответить. Ист сразу же невзлюбил президента за это.
— Месяцы, — сказал Льюис.
— Сколько месяцев?
— Много.
Президент округлил глаза и затряс головой,
затем встал и с видом отвращения прошел к окну. Дальше он обращался к окну.
— Я не могу поверить в отсутствие связи между
тем, что произошло прошлой ночью, и убийством судей. Я не знаю, может быть, у
меня просто паранойя.
Войлз бросил многозначительный взгляд на
Льюиса. Паранойя, мания преследования, дебильность, маразм… Директору еще много
чего приходило на ум.
Президент продолжал, задумчиво глядя в окно:
— Я просто становлюсь нервным, когда вокруг
разгуливают убийцы и рвутся бомбы. И меня можно понять. Президентов не убивали
уже больше тридцати лет.
— О, я думаю, вы в безопасности, — сказал
Войлз, забавляясь про себя. — Секретные службы держат обстановку под контролем.
— Здорово. Тогда почему я чувствую себя, как
будто нахожусь в Бейруте? — пробормотал он в окно.
Коул почувствовал неловкость момента и взял со
стола докладную записку. Держа ее в руках, он заговорил, обращаясь к Войлзу,
совсем как профессор, читающий лекцию:
— Это краткий список кандидатов в Верховный
суд. Здесь восемь фамилий с биографиями каждого. Документ подготовлен
министерством юстиции. Мы начали со списка из двадцати имен, затем президент,
генеральный прокурор Хортон и я сократили его до восьми. Никто из них даже не
подозревает, что рассматривается в качестве кандидата.
Войлз все еще смотрел куда-то в сторону.
Президент медленно вернулся к своему столу и взял свой экземпляр записки. Коул
продолжал:
— Некоторые из этих кандидатур весьма спорные,
и, если в конечном итоге они будут выдвинуты для назначения, нам придется
выдержать небольшую войну, чтобы утвердить их в сенате. Нам бы не хотелось
начинать ее сейчас, поэтому все должно держаться в секрете.
Войлз внезапно повернулся и уставился на
Коула.
— Ты идиот, Коул. Мы это уже проходили, и я
могу заверить тебя, что, как только мы начнем проверку этих людей, шило тут же
вылезет из мешка. Ты хочешь, чтобы мы как следует порылись в их прошлом, и при
этом рассчитываешь, что все, с кем мы встретимся по этому поводу, будут держать
рот на замке. Так не бывает, сынок.
Коул подскочил к Войлзу. Его глаза сверкали.
— Расшиби свой зад в лепешку, но эти имена до
их официального выдвижения не должны попасть в прессу. И ты сделаешь это,
директор. Ты заткнешь все дыры и не допустишь утечки в прессу, понятно?
Войлз вскочил на ноги и нацелился пальцем на
Коула.
— Послушай, осел, тебе нужна эта проверка, ты
ее и проводи, а не давай мне кучу бойскаутских приказов.
Льюис встал между ними, а президент вскочил
из-за стола. Секунду или две стояла тишина. Затем Коул положил свою записку на
стол и отошел на несколько шагов, отводя взгляд в сторону.
Президент теперь играл роль миротворца.
— Садись, Дентон, садись.
Войлз возвратился на свое место, все еще не
спуская глаз с Коула. Президент улыбнулся Льюису, и все сели.
— Все мы находимся в большом напряжении, —
бархатным голосом произнес президент.
Льюис говорил спокойно:
— Мы проведем обычную проверку по вашим
кандидатурам, господин президент, и сделаем это в строгой секретности. Но вы же
знаете, мы не можем контролировать каждого, с кем мы говорим.
— Да, господин Льюис, знаю. Но я хочу, чтобы
были приняты дополнительные меры предосторожности. Эти люди молоды и будут
долго определять и менять облик конституции, даже после моей смерти. Они стоят
на твердых консервативных позициях, и пресса съест их заживо. Они не должны
иметь за собой никаких пороков и грехов. Никаких наркотиков, незаконных детей,
разводов, неуплаты налогов или участия в радикальных студенческих движениях.
— Да, господин президент. Но мы не можем
гарантировать полной секретности наших проверок.
— Хотя бы попытайтесь, о’кей?
— Да, сэр, — сказал Льюис и передал записку
Эрику Исту.
— Это все? — спросил Войлз.
Президент взглянул на Коула, который стоял у
окна и делал вид, что не обращает внимания ни на кого.
— Да, Дентон, это все. Мне бы хотелось, чтобы
проверка этих людей была закончена за десять дней. Я хочу, чтобы вы
поторопились с этим.
Войлз поднялся со своего места:
— Вы получите результаты через десять дней.
Каллаган был рассержен, когда стучался в дверь
квартиры Дарби. Он был охвачен сомнениями и хотел высказать многое из того, что
переполняло его. Но при этом существовало что-то другое, чего он хотел гораздо
сильнее, чем небольшой ссоры с выпусканием пара. Она избегала его уже четыре
дня, играя в детектива и забаррикадировавшись в библиотеке. Она пропускала
занятия, не отвечала на его телефонные звонки и, в общем, бросила его в трудную
минуту. Но он знал, что, когда она откроет дверь, он будет улыбаться и забудет,
что был брошен.
