— Четырнадцать, вы говорите? Звучит довольно
серьезно.
Войлз был неумолим.
— Мы очень серьезны, господин президент.
Прошла неделя, как они были убиты, и следы остывают. Мы отрабатываем версии так
быстро, как только можем. Мои люди работают круглые сутки.
— Я понимаю все это, но насколько серьезна эта
версия о пеликанах?
Это действительно была потеха. Дело еще только
собирались направить в Новый Орлеан. Фактически с отделением в Новом Орлеане
еще даже не связывались по этому поводу. Он проинструктировал Эрика Иста, чтобы
тот отправил по почте экземпляр в это отделение с указанием задать несколько
вопросов, не поднимая никакого шума. Это была тупиковая версия, как сотни
других, отрабатываемых ими.
— Я сомневаюсь, что здесь есть какая-то связь
с этими убийствами, господин президент, но мы должны проверить.
Морщины разошлись, и на лице президента
появилась тень улыбки.
— Мне не нужно говорить тебе, Дентон, как
сильно может навредить эта ахинея, если о ней узнает пресса.
— Мы не консультируемся с прессой, когда
проводим расследования.
— Я знаю. Давай не будем вдаваться в это. Я
только хочу, чтобы ты оставил это дело. Какого дьявола вы вцепились в него, это
абсурд. Понимаешь, о чем я говорю?
Войлз был жесток.
— Вы просите меня пренебречь подозреваемым,
господин президент?
Коул приник к экрану. «Нет, я говорю тебе,
чтобы ты забыл об этом деле», — почти произнес он вслух. Он смог бы совершенно
понятно объяснить это Войлзу. Он смог бы продиктовать ему это по буквам, а
затем пристукнуть этого маленького квадратного подлеца, начни тот острить. Но
он прятался в запертой комнате, вдали от места событий. И в этот момент он
знал, что находится там, где ему положено.
Президент заерзал и скрестил ноги.
— Ну что ты, Дентон, ты же понимаешь, о чем я
говорю. В пруду водится более крупная рыба. Пресса наблюдает за расследованием
и просто умирает от любопытства, желая узнать, кто подозревается. Ты же знаешь,
какие они. Мне не стоит говорить тебе, что я не дружу с прессой. Даже мой
собственный пресс-секретарь не любит меня. Ха-ха-ха. Забудь об этом пока.
Оставь это дело и выслеживай настоящих подозреваемых. Эта штука похожа на
шутку, но она может поставить меня в страшно неудобное положение.
Дентон внимательно посмотрел на него. Во
взгляде сквозило упорство. Президент вновь заерзал.
— Что с делом Камеля? Звучит многообещающе, а?
— Может быть.
— Раз уж мы заговорили о количестве, сколько
человек ты выделил на Камеля?
Войлз сказал: «Пятнадцать» — и чуть не
расхохотался. У президента открылся рот. Наиболее вероятный подозреваемый в игре
получает пятнадцать, а на этих несчастных пеликанов выделяется четырнадцать.
Коул усмехнулся и тряхнул головой. Войлз
попался на собственной лжи. В конце четвертой страницы доклада, который Эрик
Ист и Льюис К.О. подали в среду, была указана цифра «тридцать», а не
«пятнадцать».
— Успокойся, шеф, — шептал Коул в экран, — он
играет с тобой.
Президент не собирался успокаиваться.
— Боже милостивый, Дентон. Почему только
пятнадцать? Я думал, что это у вас основное направление поисков.
— Может быть, на пару человек больше. Я же
веду это расследование, господин президент.
— Я знаю. И ведете его отлично. Я не
вмешиваюсь. Просто хочу, чтобы вы использовали свои силы рационально. Вот и
все. Когда я читал это дело о пеликанах, меня чуть не стошнило. Если его увидит
пресса и начнет разматывать, меня четвертуют.
— Так, значит, вы просите меня отказаться от
этого дела?
Президент наклонился вперед и уставился
неистовым взглядом на Войлза.
— Я не прошу, Дентон. Я говорю тебе: оставь
это дело в покое, забудь о нем на пару недель, займись чем угодно. Если оно
всплывет вновь, закрой глаза. Здесь босс все еще я, помнишь?
Войлз смягчился и выдавил мимолетную улыбку.
— Я заключу с тобой сделку. Твой приспешник
Коул сыграл злую шутку, натравив на меня прессу. Они задали мне перцу по поводу
охраны Розенберга и Джейнсена.
Президент торжественно кивнул.
— Ты убираешь этого гада ползучего с моей шеи
и не подпускаешь его ко мне, а я забуду о пеликанах.
— Я не заключаю сделок.
Войлз хмыкнул, но оставался невозмутимым.
— Хорошо. Я направлю пятьдесят агентов в Новый
Орлеан завтра. И пятьдесят послезавтра. Мы будем размахивать значками по всему
городу и делать все, чтобы привлечь внимание.
Президент вскочил на ноги и подошел к окну,
выходящему на Роуз-гарден.
Войлз сидел неподвижно и ждал.
— Хорошо, хорошо. Договорились. Я смогу
контролировать Коула.
Войлз встал и медленно подошел к столу.
— Я не доверяю ему, и, если я еще раз
почувствую его дух во время этого расследования, наша сделка будет расторгнута
и мы навалимся на дело о пеликанах всем своим весом.
Президент поднял руки и обезоруживающе
улыбнулся:
— Договорились.
Улыбался Войлз и улыбался президент, а в
чулане возле кабинета растягивал рот в довольной улыбке перед экраном Флетчер
Коул. «Приспешник, гад ползучий». Ему нравилось это. Такие слова создают имидж.
Он выключил мониторы и запер за собой дверь.
Минут десять они проговорят о ходе проверки кандидатов из списка на выдвижение,
а он будет слушать их в своем кабинете, который хотя и не имел системы скрытого
просмотра, но был оборудован для прослушивания. В девять у него совещание штаба
администрации. В десять — рассмотрение дел об увольнении. И еще ему предстояло
кое-что отпечатать. Большую часть служебных записок он просто наговаривал на
диктофон и передавал запись секретарю. Но иногда Коул считал необходимым
прибегать к запискам-призракам. Такие записки бродили по западному крылу и
обычно содержали чрезвычайно противоречивые сведения, которые в конечном итоге
попадали в газеты. Поскольку они были анонимными, их можно было найти почти на
каждом столе. Коул при виде их принимался кричать и обвинять. Он многих уволил
с работы за записки-призраки, каждая из которых вышла из его пишущей машинки.
