— Так что вы думаете? — спросил от Хутена.
— Нам привести ее сюда? — задал вопрос Хутен.
— Это будет не просто. Она может иметь оружие
и подстрелить кого-нибудь, — бросил Сванк.
— Она напуганный ребенок, — сказал Глински. —
И к тому же гражданский человек, а не участник заговора. Мы не можем
расхаживать по округе и хватать гражданских лиц на тротуарах.
— Тогда она долго не протянет, — заметил
Сванк.
— Как вы будете ее брать? — спросил Глински.
— Есть два пути, — ответил Хутен. — Взять ее
на улице или пойти за ней в номер. Я смогу проникнуть в ее комнату за десять
минут, если пойду прямо сейчас. Это совсем не трудно. Она не профессионал.
Глински медленно ходил по комнате, и все
смотрели на него. Он взглянул на часы.
— Я не склонен к тому, чтобы брать ее. Давайте
часа четыре поспим и встретимся здесь в шесть тридцать. Утро вечера мудренее.
Если вы сможете убедить меня в необходимости схватить ее, я приму такое
решение. О’кей?
Они послушно кивнули.
Вино сделало свое дело. Она задремала в
кресле, затем перебралась на кровать и крепко уснула. Звонил телефон. Покрывало
свесилось на пол, а ноги лежали на подушках. Телефон надрывался, а глаза не
раскрывались. Рассудок был погружен во тьму, но что-то сработало в подсознании
и подсказало, что звонит телефон.
Глаза открылись, но мало что видели. Солнце
взошло, свет горел, и она уставилась на телефон. Нет, она не просила будить ее
звонком. Подумав секунду, она окончательно утвердилась в этом мнении. Звонили
не для того, чтобы разбудить. Она села на край кровати и слушала звонки. Пять
звонков, десять, пятнадцать, двадцать. Они не кончались. Если бы ошиблись
номером, то звонки бы прекратились после двадцати. Это была не ошибка. Рассудок
начал проясняться, и она придвинулась к телефону. Кроме администратора или,
может быть, его начальника, а также кроме гостиничной службы, ни одна живая
душа не знала о том, что она находится в этом номере. Она заказывала только еду
и больше никуда не звонила.
Звонки прекратились. Хорошо, ошиблись номером.
Она прошла в ванную, и телефон снова начал звонить. Она считала. После
четырнадцатого звонка сняла трубку.
— Хелло.
— Дарби, это Гэвин Вереек. С вами все в
порядке?
Она села на кровать.
— Как вы узнали номер?
— У нас есть способы. Послушайте…
— Подождите, Гэвин. Минутку. Дайте подумать.
Кредитная карточка, правильно?
— Да. Кредитная карточка. Бумажный след. Это
ФБР, Дарби. У нас есть способы. Это не трудно.
— Тогда они тоже смогут сделать это.
— Полагаю. Останавливайтесь в маленьких
гостиницах и расплачивайтесь наличными.
В желудке у нее что-то сжалось, и ей пришлось
вытянуться на кровати. «Всего-навсего. Совсем не трудно. Бумажный след. Он мог
привести к моей смерти».
— Дарби, вы слушаете?
— Да. — Она посмотрела на дверь, чтобы
убедиться, что та закрыта на цепочку. — Да, я слушаю.
— Вы в надежном месте?
— Думаю, да.
— У меня есть кое-что. Завтра в три часа в
университетском городке состоится панихида, а затем будут похороны на городском
кладбище. Я говорил с его братом. Он просит, чтобы я прошел за гробом. Сегодня
вечером я буду в Новом Орлеане. Я считаю, что нам надо встретиться.
— Зачем нам встречаться?
— Вы должны доверять мне, Дарби. Ваша жизнь
сейчас находится в опасности. Вы должны слушать меня.
— Что решили у вас?
— Что вы имеете в виду? — спросил после паузы
Гэвин.
— Что сказал директор?
— Я не разговаривал с ним.
— Я думаю, что вы, скажем так, его адвокат. В
чем дело, Гэвин?
— Мы не предпринимаем никаких действий в
настоящий момент.
— А что вы имеете в виду под этим, Гэвин?
Расскажите мне.
— Для этого нам и нужно встретиться. Я не хочу
делать это по телефону.
— Телефон работает отлично, и это все, что вам
надо в данный момент. Поэтому давайте закончим с этим, Гэвин.
— Почему вы не хотите поверить мне? — Его
голос звучал обиженно.
— О’кей, я вешаю трубку. Мне не нравится это.
Если вам известно, где я нахожусь, тогда, может быть, кто-то уже поджидает меня
в холле.
— Это чушь, Дарби. Подумайте своей головой. Я
узнал ваш телефон всего час назад, и первое, что я сделал, — это позвонил вам.
Мы на вашей стороне, я клянусь.
Она задумалась: «В этом есть смысл, но они
нашли меня так легко».
— Я слушаю. Вы не говорили с директором, но
ФБР не предпринимает никаких действий. Почему?
— Я точно не знаю. Он вчера принял решение
прекратить расследование по делу о пеликанах и дал соответствующие указания.
Это все, что я могу сказать.
— Это не много. Он знает о Томасе? Он знает,
что я должна умереть, потому что написала это, и что через сорок восемь часов
после того, как он отдал это вам, своему старому дружку по юридической школе,
они, черт знает кто такие, попытались убить нас обоих? Он знает все это, Гэвин?
— Я не думаю.
— Это означает «нет», не так ли?
— Да, это означает «нет».
— О’кей, послушайте меня. Считаете ли вы, что
причиной его убийства стало дело о пеликанах?
— Вероятно.
— Это означает «да», не так ли?
— Да.
— Благодарю. Если причиной убийства Томаса
стало дело, тогда мы знаем, кто убийцы. И если нам известны убийцы Томаса,
тогда мы знаем, кто убил Розенберга и Джейнсена. Правильно?
Вереек заколебался.
— Скажите просто «да», черт возьми! — резко
бросила Дарби.
— Я бы сказал «возможно».
— Отлично. «Возможно» означает «да» у
адвокатов. Я знаю, это все, что вы можете сказать. Это очень даже возможно, тем
не менее вы говорите, что ФБР решило пренебречь моим маленьким подозрением.
