— Успокойтесь, Дарби. Давайте встретимся
сегодня вечером и обговорим это. Я могу спасти вам жизнь.
Она аккуратно положила трубку и прошла в
ванную. Почистила зубы, причесала то, что осталось от ее волос, затем бросила
туалетные принадлежности и смену белья в новый полотняный мешок. Надела парку,
кепку, солнечные очки и тихо прикрыла за собой дверь. В холле никого не было.
Она поднялась двумя пролетами выше, на семнадцатый этаж, затем спустилась на
лифте до десятого, а затем с небрежным видом прошла десять пролетов вниз и
оказалась в вестибюле. Рядом с лестницей находилась дверь в женский туалет,
которым она не замедлила воспользоваться. Вестибюль показался ей безлюдным. Она
прошла в кабинку, заперла дверь и выждала некоторое время.
Утро пятницы во Французском квартале. Воздух был
свеж и чист, без запахов пищи и греха. Восемь утра — слишком рано для
пробуждения. Она прошла несколько кварталов, чтобы проветрить голову и наметить
план на день. На улице Думэйн, возле Джэксон-сквер, она набрела на кофейню,
которую видела прежде. Кофейня была почти пуста и имела в глубине
телефон-автомат. Она сама налила себе крепкий кофе и села за столик у телефона.
Отсюда она сможет позвонить.
Вереек подошел к телефону менее чем через
минуту.
— Слушаю, — сказал он.
— Где вы остановитесь сегодня на ночь? —
спросила она, наблюдая за входом.
— В «Хилтоне», у реки.
— Я знаю, где он находится. Я позвоню поздно
вечером или рано утром. Не пытайтесь вновь меня выследить. Теперь я плачу
наличными. Никаких карточек.
— Умница, Дарби. Не сидите на месте.
— Меня может не быть в живых, когда вы
приедете сюда.
— Этого не может быть. Вы найдете «Вашингтон
пост» где-нибудь?
— Зачем?
— Быстренько найдите. Утреннюю. Великолепная
статейка о Розенберге и Джейнсене и о том, кто мог это сделать.
— Мне не терпится прочитать. Я позвоню
позднее.
В первом газетном киоске «Пост» не было.
Обходными путями она пошла на Канал, запутывая следы и проверяя, нет ли хвоста.
Сначала по Сент-Энн, затем мимо антикварных магазинов на Ройял, мимо видавших
виды баров по обеим сторонам Бьенвилль и, наконец, к французскому рынку на
Декатур и Норт-Петерз. Походка была быстрая, но небрежная. Она шла с деловым видом,
обшаривая глазами все темные закоулки. Если они преследовали ее, прячась где-то
за углами, то делали это совсем незаметно.
Она купила «Пост» и «Таймс» у уличного
торговца и нашла столик в свободном углу «Кафе-дю-Мон».
На первой полосе со ссылкой на
конфиденциальный источник была помещена статья о Камеле и его неожиданной
причастности к убийствам. В молодости, говорилось в ней, он убивал по идейным
мотивам, а теперь он делал это просто за деньги. За большие деньги, рассуждал
отставной сотрудник разведки, который разрешил цитировать свои слова, но,
конечно же, не называя имени. Фотографии были смазанными и нечеткими, но
зловещими в своем сочетании. Они могли не относиться к одному и тому же
человеку. Но в таком случае, замечал специалист, следует считать, что последние
десять лет его никто не фотографировал и личность этого человека остается
неустановленной.
Наконец появился официант, и она заказала кофе
с булочкой. Специалист сообщал, что многие считают, что его нет в живых. По
мнению же Интерпола, он совершил одно из последних убийств всего лишь шесть
месяцев назад. Специалист выражал сомнение по поводу того, что он стал бы
лететь коммерческим рейсом. ФБР числило его в качестве наиболее вероятного
подозреваемого.
Она медленно развернула местную газету.
Фотография Томаса с большой статьей находилась на второй полосе. Полиция
рассматривала случай как убийство, но на этом все дело в общем-то и кончалось.
Сообщалось лишь, что на месте происшествия, незадолго до взрыва, видели
какую-то белую женщину. Юридический факультет, по словам декана, был потрясен
случившимся. Прощальная церемония состоится завтра в университетском дворе.
«Совершена ужасная ошибка, — говорил декан. — Если это было убийство, то кто-то
убил, несомненно, невинного человека».
Ее глаза стали влажными, и она вдруг вновь
почувствовала страх. Это был город насилия с сумасшедшими людьми, и, возможно,
кто-то окончательно спятил и выбрал не ту машину. Может быть, никто за ней
вовсе и не охотится.
Она надела солнечные очки и посмотрела на его
фотографию. Ее взяли из университетского ежегодника, и на ней у него была та
самая усмешка, которая привычно появлялась всякий раз, когда он был
профессором. Он был чисто выбрит и такой симпатичный.
В пятницу утром Вашингтон находился под
впечатлением статьи Грантэма о Камеле. В ней не упоминалось ни о записке, ни о
Белом доме, поэтому самые горячие споры разгорались по поводу источника
информации.
Особенно жаркими они были в здании Гувера.
Эрик Ист и Льюис К.О. нервно ходили по кабинету директора, в то время как сам
Войлз говорил по телефону с президентом, уже в третий раз за последние два
часа. Войлз сыпал проклятиями, не прямо в адрес президента, а предназначенными
его окружению. Он клял Коула, а когда этим же ответил президент, Войлз
посоветовал тому установить детектор лжи и пропустить через него каждого из
администрации, начиная с Коула, чтобы выяснить, откуда происходит утечка. Да,
черт возьми, да, он, Войлз, тоже пройдет проверку, как и каждый, кто работает в
здании Гувера. Войлз покраснел и вспотел. И отнюдь не от того, что он орал в
телефонную трубку, которую на другом конце провода держал президент. Он знал,
что где-то сидел и слушал его Коул.
Президент, очевидно, овладел собой и пустился
читать долгую нотацию. Войлз вытер лоб платком, сел в свое древнее кожаное
кресло и начал делать дыхательную гимнастику, чтобы понизить давление и
успокоить пульс. Он перенес один инфаркт и готовился к другому. По этому поводу
он не раз говорил Льюису К.О., что Флетчер Коул и его идиот босс в конце концов
сведут его в могилу. Но то же самое он говорил про трех последних президентов.
Он наморщил лоб и совсем утонул в кресле.
— Мы можем сделать это, господин президент. —
Теперь он был почти вежливым.
Войлз был человеком быстрых и резких перемен
настроения, и теперь он превратился в саму учтивость. Настоящее обаяние.
— Благодарю вас, господин президент. Я буду
завтра.
Он мягко положил трубку и сказал с закрытыми
глазами:
— Он хочет, чтобы мы установили наблюдение за
этим репортером из «Пост». Говорит, что мы делали это прежде, и спрашивает,
сделаем ли теперь? Я сказал, сделаем.
— Какого рода наблюдение? — спросил К.О.
