«Так не договаривались», — опешил Льюк. В
рыбацком ящике у его ног лежал пистолет, но было уже поздно.
— Сэм? — спросил он в ответ.
«Может быть, он проглядел что-нибудь или
Камель не смог найти пирс, находясь на плотике?»
— Да, Льюк, это я. Извини, что отклонился.
Неприятности с плотом.
У Льюка отлегло от сердца, и он с облегчением
вздохнул.
— Где машина? — спросил Камель.
Льюк бросил на него быстрый взгляд. Да, это
был Камель, и смотрел он в этот момент на океан сквозь свои темные очки.
Льюк кивнул в сторону здания:
— Красный «понтиак», рядом с винным складом.
— Сколько ехать до Нового Орлеана?
— Полчаса, — ответил Льюк, накручивая пустую
катушку спиннинга.
Камель сделал шаг назад и дважды ударил его по
основанию шеи. По разу каждой рукой. Шейные позвонки вылетели и перебили
спинной мозг. Льюк тяжело упал и издал одинокий стон. Камель убедился, что он
умер, и забрал из его кармана ключи. Толчком ноги он сбросил труп в воду.
Эдвин Шнеллер, или тот, кто скрывался под этим
именем, дверь не открыл, а тихо просунул ключ под нее. Камель взял ключ и
открыл дверь соседней комнаты. Войдя внутрь, он быстро бросил сумку на кровать
и прошел к окну с открытыми шторами, из которого открывался вид на реку.
Задвинул шторы и некоторое время сквозь щель рассматривал огни лежащего внизу
Французского квартала. Затем подошел к телефону и набрал номер Шнеллера.
— Расскажи мне о ней, — мягко сказал Камель,
глядя в пол.
— В «дипломате» находятся две ее фотографии.
Камель открыл «дипломат» и достал их.
— Они у меня.
— Они помечены цифрами «один» и «два». Первую
мы взяли из ежегодника юридического колледжа. Ей примерно год, и это самая
последняя из того, что у нас есть. Она сделана с крошечной вырезки и поэтому не
содержит многих деталей. На второй она снята два года назад. Мы нашли эту
фотографию в ежегоднике штата Аризона.
Камель держал перед собой обе фотографии.
— Красивая женщина.
— Да. Вполне симпатичная. Хотя теперь у нее
нет этих шикарных волос. В четверг вечером она расплатилась за номер в отеле по
кредитной карточке. В пятницу утром мы чуть не упустили ее. На полу в номере мы
обнаружили длинные пряди волос и капли какого-то состава. Теперь нам известно,
что это черная краска для волос. Очень темная.
— Какая жалость.
— Последний раз мы видели ее вечером во
вторник. Она оказалась очень хитрой: кредитная карточка за номер в среду,
кредитная карточка в другом отеле в четверг, затем ничего с прошлого вечера. В
пятницу утром она сняла пять тысяч наличными со своего счета, таким образом,
этот след перестал существовать.
— Может быть, она уехала.
— Может быть, но я так не думаю. Вчера кто-то
был в ее квартире. Мы держим квартиру на контроле и опоздали всего на две
минуты.
— Медленно двигаетесь, да?
— Это большой город. Мы сидим в аэропорту, на
железнодорожном вокзале, наблюдаем за домом ее матери в Айдахо. Никаких
признаков. Я думаю, что она все еще здесь.
— Где она может находиться?
— Кружит по городу, меняя отели, пользуясь
телефонами-автоматами и держась подальше от обычных мест. Новоорлеанская
полиция разыскивает ее. Они говорили с ней после взрыва в среду, но затем
потеряли. Мы ищем, они ищут, она никуда не денется.
— Что случилось с бомбой?
— Все очень просто. Она не села в машину.
— Кто делал бомбу?
Шнеллер колебался.
— Не могу сказать.
Камель еле заметно усмехнулся и взял из
чемодана несколько карт города.
— Расскажи о картах.
— О, всего несколько интересующих нас точек в
городе. Ее и его квартиры, юридический колледж, отели, где она побывала, место
взрыва, несколько маленьких баров, которые она предпочитает. До сих пор она
находилась в квартале.
— Она очень ловкая, а здесь миллион мест,
чтобы спрятаться.
Камель взял последнюю фотографию и сел на
кровать. Ему нравилось это лицо. Даже с короткими черными волосами оно было бы
интригующим. Он может убить ее, но это не доставит ему удовольствия.
— Это позор, разве не так? — сказал он почти
про себя.
— Да, это позор.
Глава 21
Гэвин Вереек был усталым и старым, когда
прибыл в Новый Орлеан, а после двух ночей скитания по барам он чувствовал себя
до конца опустошенным и ослабевшим. Он посетил первый бар вскоре после похорон
и целых семь часов накачивался пивом с молодыми и беспокойными коллегами, ведя
разговоры о правонарушениях и контрактах, фирмах Уолл-стрит и других вещах,
которые он презирал. Он знал, что ему не следует говорить незнакомым, что он из
ФБР. Он не был из ФБР. У него отсутствовал значок. Он обрыскал пять или шесть баров
в субботнюю ночь. Тулейн опять проиграл, и после игры бары заполнились
крикливыми болельщиками. Дело стало безнадежным, и в полночь он прекратил
поиски.
Он спал тяжелым сном, не сняв ботинок, когда
зазвонил телефон.
Он рванулся к нему.
— Алло! Алло!
— Гэвин? — спросила она.
— Дарби! Это вы?
— Кто же еще?
— Почему же вы не позвонили раньше?
— Пожалуйста, не начинайте задавать кучу ваших
глупых вопросов. Я говорю из телефона-автомата, поэтому не занимайтесь своими
смешными штучками.
— Ладно, Дарби. Я уверяю вас, вы мне можете
доверять.
— О’кей. Я доверяю вам. Что теперь?
Он посмотрел на часы и начал расшнуровывать
ботинки.
— Так расскажите мне, что вы намерены делать
дальше. Сколько еще вы собираетесь прятаться в Новом Орлеане?
— Откуда вы знаете, что я в Новом Орлеане?
Он не торопился с ответом.
