— Список всех основных вкладчиков в последнюю
избирательную кампанию президента.
— Это не трудно. Я смогу заполучить его
сегодня во второй половине дня.
— Сделайте это, а я позвоню вам утром.
— О’кей. У вас есть копия дела?
Она заколебалась.
— Нет, но я его помню.
— И вы знаете, кто совершил убийства?
— Да, и как только я скажу вам, ваше имя
окажется в их списке смертников.
— Скажите это сейчас.
— Давайте не будем торопиться. Я позвоню вам
завтра.
Грантэм еще некоторое время прислушивался, а
затем положил трубку. Взяв блокнот с записями, он стал пробираться среди столов
и сотрудников к стеклянному кабинету своего редактора Смита Кина.
Кин был бодрым и дружелюбным типом,
проводившим политику открытых дверей, которая приводила к хаосу в его кабинете.
Он заканчивал говорить по телефону, когда ввалился Грантэм и закрыл за собой
дверь.
— Эта дверь не закрывается, — резко сказал
Кин.
— Нам надо поговорить, Смит.
— Мы говорим при открытых дверях. Открой эту
чертову дверь.
— Я открою ее ровно через секунду. — Грантэм
выставил обе ладони перед лицом редактора, подтверждая серьезность своих
намерений. — Давай поговорим.
— О’кей. О чем разговор?
— Он большой, Смит.
— Я знаю, что он большой. Раз ты захлопнул эту
окаянную дверь, значит, разговор большой.
— Я только что во второй раз говорил по
телефону с молодой леди по имени Дарби Шоу, которой известно, кто убил
Розенберга и Джейнсена.
Кин сидел неподвижно и смотрел на Грантэма.
— Да, сынок, это колоссально. Но откуда ты
знаешь? Откуда это известно ей? Чем ты можешь подтвердить?
— У меня нет еще материала на статью, Смит, но
она постепенно мне рассказывает. Прочти вот это.
Грантэм дал ему копию газетного сообщения о
смерти Каллагана. Кин медленно читал.
— О’кей. Кто такой Каллаган?
— Неделю назад здесь, в Вашингтоне, он передал
в ФБР маленький труд, известный как дело о пеликанах. Очевидно, с убийствами в
деле связывается какая-то никем не подозреваемая личность. Дело кочует по
рукам, затем передается в Белый дом, а кому дальше — неизвестно. Двумя днями
позже Каллаган заводит свой «порше» последний раз в жизни. Дарби Шоу заявляет,
что она — та неустановленная женщина, о которой упоминается в сообщении. Она
находилась с Каллаганом и должна была умереть вместе с ним.
— Почему она должна была умереть?
— Она автор этого дела, Смит. По крайней мере
она так заявила.
Кин откинулся в кресле и положил ноги на стол.
Он изучал фото Каллагана.
— Где находится дело?
— Я не знаю.
— Что в нем?
— Тоже не знаю.
— Значит, у нас ничего нет, не так ли?
— Пока нет. Но что, если она расскажет мне
все, что в нем содержится?
— И когда она это сделает?
Грантэм задумался.
— Скоро, я думаю. Очень скоро.
Кин покачал головой и бросил копию на стол.
— При наличии у нас дела мы бы имели
обалденный газетный материал, Грэй, но опубликовать его не смогли. Прежде чем
опубликовать его, нам было бы необходимо провести тяжелую, болезненную,
безукоризненную и точную проверку.
— Но я получил «зеленый свет»?
— Да, но постоянно держи меня в курсе. Не пиши
ни слова, пока мы не переговорим.
Грантэм заулыбался и открыл дверь.
За такую работу не платили по сорок баксов в
час, и даже по тридцать или двадцать. Крофт знал, что будет счастливчиком, если
выжмет из Грантэма пятнадцать за эти дурацкие поиски иголки в стоге сена. Если
бы у него была другая работа, он посоветовал бы Грантэму подыскать кого-нибудь
другого, а лучше заняться ею самому.
Но дела шли плохо, и он был готов взяться и не
за такое. Докурив последнюю сигарету с марихуаной, он отшвырнул окурок и открыл
дверь, предварительно водрузив на нос темные очки. Холл, куда он попал, вел к
четырем эскалаторам, которые уносили тысячи юристов к своим комнатушкам, где
они изо дня в день занимались почасовым обманом и шантажом. Лицо адвоката
Гарсиа он запомнил. Он даже видел во сне этого мальчонку со светлым взором и
приятной наружностью, это хлипко сложенное тело, одетое в дорогой костюм. Он
узнает его, если увидит.
Стоя у колонны с газетой в руках, он старался
разглядеть каждого сквозь темные очки. Всюду спешащие наверх юристы с
самодовольными личиками и чопорными маленькими «дипломатами». О люди, как он их
ненавидел! Почему они все одинаково одеты? Темные костюмы. Темные ботинки.
Темные лица. Лишь случайно промелькнет смельчак с маленьким галстуком-бабочкой.
Откуда они все взялись? Первыми юристами, с которыми он столкнулся вскоре после
ареста за наркотики, была группа злых крикунов, нанятых редакцией газеты
«Пост». Затем он нанял своего сверхдорогого идиота, который не смог даже найти
зал суда. Потом прокурор, который, конечно, тоже был юристом. Юристы. Юристы.
Два часа утром, два часа в обед, два часа вечером, а затем Грантэм найдет для
наблюдения другое здание. Девяносто баксов в день — это дешево, и он откажется,
как только подвернется более выгодная сделка. Он говорил Грантэму, что это
бесполезное занятие, все равно что стрельба с завязанными глазами. Грантэм
согласился, но что они могли предпринять. Он сказал, что Гарсиа напуган и
больше не будет звонить. Они должны его найти.
В кармане у Крофта лежали две фотографии на
всякий случай, а из их справочника он выписал перечень фирм, находящихся в
здании. Это был большой перечень. Здание имело двенадцать этажей, занятых главным
образом фирмами, которые были заполнены не кем иным, как этими самодовольными
господинчиками. Он находился в змеином гнезде.
К девяти тридцати наплыв закончился, и
некоторые лица казались знакомыми, когда они спускались на эскалаторах,
направляясь, несомненно, в залы судебных заседаний, агентства и комиссии.
Крофт проскользнул во вращающиеся двери.
