Очередь начала двигаться.
— Я не люблю плавать. Меня укачивает. Это
опасно, Дарби. — Он закашлялся и стал озираться, как загнанная дичь.
— Успокойтесь, Гэвин. Должно получиться.
Он подтянул штаны. В поясе они были на
несколько размеров больше и держались только благодаря восьми парам пододетых
трусов и шортов. Спортивный свитер тоже был самого большого размера, и при
своих шестидесяти восьми килограммах он мог сойти где-то за девяностокилограммового.
Они уже находились почти на ступеньках трапа
«Бану Квин».
— Мне не нравится это, — бормотал он
достаточно громко, чтобы ей было слышно.
— Заткнитесь.
Человек с пистолетом подскочил к концу очереди
и начал локтями прокладывать путь в толпе людей с многочисленными сумками и
камерами. Туристы стояли так плотно прижавшись друг к другу, как будто поездка
на речном пароходе была величайшим удовольствием. Он убивал и прежде, но не в
таких многолюдных местах, как это. Ее затылок был виден в толпе. Он отчаянно
расталкивал очередь. Некоторые набрасывались на него с бранью, но он и глазом
не моргнул. Пистолет находился в кармане, но, приблизившись к девушке, он
выхватил его и держал у правого бедра. Она почти взошла на пароход. Он подналег
и сбил нескольких человек с ног. Увидев пистолет, они подняли крик. Она
держалась за руки с мужчиной, который без остановки говорил что-то. Она была
уже готова ступить на палубу, когда, сбив с пути последнего человека,
подбежавший стремительно приставил пистолет к основанию головы, чуть пониже
красной бейсбольной кепки. Он выстрелил всего раз. Люди с криками стали падать
на землю.
Гэвин тяжело упал на ступени. Дарби вскрикнула
и в ужасе отпрянула. В ушах стоял звон от выстрела и воплей людей, указывающих в
их сторону. Человек с пистолетом убегал что есть мочи в сторону торговых рядов
и толпящихся там посетителей. Толстый мужчина с камерой кричал ему вслед, и
Дарби секунду смотрела на него, пока он не скрылся из виду. Возможно, она
видела его раньше, но сейчас она не могла думать об этом. Она истерически
кричала и не могла остановиться.
«У него пистолет!» — вскрикнула стоявшая рядом
женщина, и толпа шарахнулась прочь от Гэвина, который стоял на четвереньках с
маленьким пистолетом в правой руке. Он раскачивался взад и вперед, как
младенец, пытающийся ползать. Кровь струилась по его подбородку и образовывала
лужу под его лицом. Голова свесилась почти до самой земли. Глаза были закрыты.
Ему удалось сдвинуться вперед всего на несколько десятков сантиметров, и его
колени теперь оказались в темно-бурой луже. Толпа отпрянула дальше, пораженная
зрелищем борьбы раненого со смертью. Он опять бесцельно качнулся вперед,
обуреваемый жаждой жизни и движения. И тут он завыл, громко и жалобно, на
языке, которого Дарби не приходилось слышать. Из носа и по подбородку потоком
лилась кровь. Завывание на незнакомом языке продолжалось. Двое из команды
парохода свесились над трапом, наблюдая, но не решаясь сдвинуться с места. Их
беспокоил пистолет.
Заплакала одна из женщин, затем другая. Дарби
сместилась еще назад. «Он араб», — сказала маленькая брюнетка. Эта новость
ничего не означала для толпы, которая теперь была загипнотизирована зрелищем.
Он рухнул вперед на край набережной. Пистолет
упал в воду. Его голова, истекающая кровью, свесилась над водой. Сзади
послышались выкрики, и к нему бросились двое полицейских.
Десятки людей подались вперед, чтобы увидеть
убитого. Дарби протиснулась назад и покинула место происшествия. У копов будут
вопросы, а поскольку ответов у нее не было, она предпочла исчезнуть. Ей
необходимо немного посидеть, чтобы преодолеть слабость и собраться с мыслями. В
торговом центре был устричный бар. В обед здесь всегда было много посетителей.
В дальнем конце его она нашла туалеты и закрылась в кабинке.
С наступлением темноты она покинула
«Риверуолк». Через пару кварталов находился отель «Вестин», и она надеялась
добраться до него, не будучи пристреленной на тротуаре. Под новым черным
френчем на ней была другая одежда. Новыми были также солнечные очки и шляпа.
Она устала тратить деньги на ненужные вещи, как, впрочем, устала и от многого
другого.
До отеля она добралась на одном дыхании.
Свободных номеров не было, и ей пришлось ждать около часа в хорошо освещенном
холле, попивая кофе. Пора было уезжать из города, но нельзя быть неосторожной.
Надо думать.
Но может быть, она раздумывает слишком много.
И они, возможно, принимают ее за «мыслителя» и соответственно строят свои
действия.
Она вышла из отеля и пошла на Пойдрас, где
остановила такси. За рулем сидел пожилой негр.
— Мне надо в Батон-Руж, — сказала она.
— Бог мой, милая, это же ужасно далеко.
— Сколько? — быстро спросила она.
Он подумал секунду.
— Полторы сотни.
Она забралась на заднее сиденье, а на переднее
бросила две купюры.
— Здесь две сотни. Поезжайте как можно быстрее
и смотрите назад. За нами могут следовать.
Он отключил счетчик и сунул деньги в карман
рубахи.
Дарби легла на сиденье и закрыла глаза. Это
было неинтеллигентно, но, если обращать внимание на такие мелочи, можно
потерять голову. Старый негр был хорошим шофером, и вскоре они уже неслись по
автостраде.
Звон в ушах прекратился, но она все еще
слышала выстрел и видела его на четвереньках, раскачивающегося взад и вперед и
пытающегося продлить свою жизнь еще на одно мгновение.
Томас вспоминал однажды, что Вереека звали
Голландец, но со временем, когда они закончили юридическую школу и стали
серьезными юристами, прозвище забылось. Голландец не мог быть арабом.
Ей удалось лишь один раз взглянуть на его
убийцу, когда тот убегал прочь. В нем было что-то знакомое. Убегая, он на
мгновение полуобернулся вправо, и тут что-то мелькнуло. Но она в тот момент
находилась в состоянии, близком к истерике, и восприятие было туманным. В
глазах у нее все поплыло, и на полпути в Батон-Руж она крепко заснула.
Глава 26
Директор Войлз стоял за своим служебным
вращающимся креслом. Пиджак висел на стуле, а большинство пуговиц на его
несвежей и мятой рубахе было расстегнуто. Часы только что пробили девять
вечера, и, судя по одежде, он находился в кабинете не менее пятнадцати часов. И
не собирался уходить.
