Грантэм положил трубку и на секунду
засмотрелся на не совсем четкую фотографию этой симпатичной студентки-юриста,
убежденной в своей скорой смерти. Мелькнула мысль о галантном рыцаре, спасающем
даму сердца. Ей было за двадцать, она предпочитала более старших по возрасту
мужчин, судя по фотографии Каллагана, и неожиданно среди всех остальных она
выбрала его. Он попробует добиться ее расположения и будет ее защищать.
Кортеж автомобилей медленно направлялся за
город. Через час президент должен был выступать с речью в Колледж-парке. Он
сидел в своем автомобиле, расслабившись, и читал текст, написанный Мэбри.
Скривившись, сделал пометку на полях. В обычный день это была бы приятная
поездка в красивый университетский городок для небольшого и легкого
выступления. Но сегодня все было иначе. Рядом с ним в лимузине сидел Коул.
Начальник штаба администрации, как правило,
избегал подобных поездок. Он дорожил такими моментами, когда президент выезжал
из Белого дома и ему представлялась возможность единовластного управления
делами. Но им надо было поговорить.
— Я устал от речей Мэбри, — сказал расстроенно
президент. — Они все звучат одинаково. Клянусь, я уже произносил такую на
прошлой неделе на собрании членов клуба «Ротари».
— Она лучшее из того, что есть, но я
подыскиваю, — ответил Коул, не отрываясь от служебной записки. Он читал речь, и
она была не такая уж плохая. Но Мэбри писал ее уже полгода, и его идеи утратили
свежесть. И Коул все равно собирался его уволить.
Президент взглянул на записку у Коула:
— Что это?
— Окончательный список.
— Кто остался?
— Силер-Спенс, Уотсон и Калдерон. — Коул
перевернул страницу.
— Это просто здорово, Флетчер. Женщина, негр и
кубинец. Что случилось с белыми? Кажется, я говорил, что мне нужны молодые
белые представители. Молодые, крепкие консервативные судьи с безупречным
прошлым и долгими годами впереди. Я разве не говорил этого?
Коул продолжал читать.
— Они должны еще пройти утверждение, шеф.
— Так обеспечь им утверждение. Я буду
выкручивать руки до тех пор, пока они не будут утверждены. Ты понимаешь, что
девять из каждых десяти белых в этой стране голосовали за меня?
— Восемьдесят четыре процента.
— Правильно. Так что случилось с белыми
людьми?
— Это не основание для раздачи постов.
— Нет, это самое что ни на есть основание в
его чистом виде. Я вознаграждаю своих друзей и наказываю врагов. Только так
можно выжить в политике. Ты танцуешь с теми, кто привел тебя на вечеринку. Я не
могу поверить в то, что ты выбрал женщину и негра. Ты становишься мягкотелым,
Флетчер.
Коул перевернул еще страницу. Он уже слышал
это.
— Я больше озабочен перевыборами, — сказал он
спокойно.
— А я нет? Я поназначал столько азиатов,
латиноамериканцев, женщин и негров, что можно подумать, что я демократ. Так что
же, черт возьми, не так с белыми, Флетчер? Посмотри, у нас должны быть сотни
хороших, квалифицированных и консервативных судей, правильно? Почему же ты не
можешь найти всего двоих, которые смотрят и думают так же, как я.
— Девяносто процентов выходцев с Кубы тоже
голосовали за вас.
Президент бросил текст речи на сиденье и
подобрал лежавший там утренний выпуск «Пост».
— О’кей, давай оставим Калдерона. Сколько ему
лет?
— Пятьдесят один. Женат, восемь детей,
католик, выходец из бедной семьи, пробился через Йельский университет, очень
серьезная личность. И очень консервативная. Никаких грехов, кроме того, что
двадцать лет назад лечился от алкоголизма. С тех пор не пьет. Полный
трезвенник.
— Курил когда-нибудь марихуану?
— Он это отрицает.
— Он мне нравится. — Президент читал первую
полосу.
— И мне тоже. Министерство юстиции и ФБР
проверили его белье, и оно оказалось совершенно чистым. Кого из двух оставшихся
вы предпочитаете: Силер-Спенс или Уотсона?
— Что за фамилия Силер-Спенс? Я имею в виду,
что у них не так, у этих женщин со сложными фамилиями? Что, если у нее фамилия
Сковински и она выйдет за мужика по фамилии Левандовски, будет ли ее маленькая
раскрепощенная душа настаивать на том, чтобы идти по жизни как Гвендолин Ф.
Сковински-Левандовски? Помилуй меня. Я никогда не назначу женщину с дефисом.
— Вы уже назначили.
— Кого?
— Кэй Джоунз-Родди, послом в Бразилию.
— Тогда отзови ее и сними с должности.
Коул выжал легкую усмешку и положил записку на
сиденье. Он смотрел на проезжавшие за окном машины. Они определятся по второй
кандидатуре позднее. Калдерон был у него в кармане. Теперь ему нужна Линда
Силер-Спенс, поэтому подсовывать он будет негра, подталкивая президента к
женщине. Таков основной закон манипулирования.
— Я думаю, нам следует повременить еще пару
недель с объявлением кандидатов, — сказал он.
— Как хочешь, — пробурчал президент, читая
статью на первой полосе. Он объявит их, когда будет готов, независимо от планов
Коула. Он еще не уверен, что их следует объявлять вместе.
— Судья Уотсон очень консервативный черный
арбитр с репутацией непоколебимого. Он пришелся бы к месту.
— Я не знаю, — пробормотал президент,
увлеченный статьей о Гэвине Верееке.
Коул видел статью на второй странице. Вереек
был обнаружен в номере «Хилтона» в Новом Орлеане погибшим при загадочных
обстоятельствах. Как сообщалось в статье, официальные лица ФБР находились в
неведении и не могли объяснить, почему Вереек оказался в Новом Орлеане. Войлз
был сильно опечален. Отличный, преданный служащий и т. д.
Президент до конца пролистал газету.
— Наш друг Грантэм молчит.
— Он копает. Я думаю, он слышал о деле, но не
может к нему подобраться. Он обзвонил в городе всех, но не знает, что
спрашивать, и гоняется за призраками.
— Ну что ж, я играл вчера в гольф с Глински, —
сказал с довольным видом президент. — И он заверяет меня, что все находится под
контролем. У нас состоялась по-настоящему душевная беседа за восемнадцатью
лунками. Он ужасный игрок и все время попадает то в песок, то в воду. Это была
настоящая потеха.
