Коул никогда не прикасался к клюшке для гольфа
и терпеть не мог праздные разговоры о гандикапах и тому подобном.
— Вы считаете, Войлз ведет там расследование?
— Нет. Он дал слово, что не будет. Не то чтобы
я доверяю ему, но Глински не упоминал об этом.
— Насколько вы доверяете Глински? — спросил
Коул, бросив хмурый взгляд на президента.
— Совсем не доверяю. Но если бы ему было
что-то известно про дело о пеликанах, он бы мне сказал… — Президент скис,
почувствовав наивность своих рассуждений.
Коул лишь хрюкнул, выражая свое недоверие.
Они проскочили мост через реку Анакостия и
находились в округе Принс-Джордж. Президент держал текст речи и смотрел в окно.
Прошло две недели после убийства, и рейтинг все еще оставался выше пятидесяти
процентов. У демократов не было видимого кандидата. Его позиции были прочными и
становились еще прочнее. Американцы устали от наркоманов и преступности.
Шумливые меньшинства требовали к себе все больше внимания, а идиоты либералы
толковали конституцию в пользу преступников и экстремистов. Это был его момент.
Два выдвижения в Верховный суд в одно время. Это будет его наследство.
Он улыбнулся про себя: «Какая полезная
трагедия».
Глава 28
Такси резко затормозило на углу Пятой и
Пятьдесят второй улиц, и Грэй, как ему было сказано, быстро расплатился и
выскочил из машины. Стоявший сзади автомобиль поднял в воздух стайку птиц своим
недовольным сигналом, и он подумал о том, как хорошо было вновь оказаться в
Нью-Йорке.
Часы показывали почти пять вечера, и пешеходы
на Пятой шли сплошной массой. Он понял, что ей хотелось именно этого. Она была
категорична в своих указаниях: «Вылететь рейсом из Националя до Ла-Гуардиа.
Взять такси до отеля «Виста» в Международном торговом центре. Зайти в бар,
выпить разок, может быть, дважды, и все время смотреть, нет ли сзади хвоста,
затем через час взять такси и добраться до угла Пятой и Пятьдесят второй.
Двигаться быстро, на глазах иметь темные очки и наблюдать за всем
происходящим». Если за ним будут следить, это может погубить их обоих.
То, что она заставила его записать все это,
показалось ему несколько глупым и излишним, но тон ее голоса не позволил ему
спорить. Да ему и не хотелось. Ей повезло остаться в живых, сказала она, и не
хочется больше рисковать. И если он намерен поговорить с ней, ему придется в
точности выполнить все, что было сказано.
Он записал. И сейчас, пробиваясь сквозь гущу
людей, он как мог быстро добрался по Пятой до «Плаза» на Пятьдесят девятой,
поднялся по ступенькам и прошел через вестибюль, оказавшись на Южной центрально-парковой
улице. Никто не мог проследить его путь. Если она была так же осторожна, то
тоже не привела за собой хвост. Тротуар на Южной центрально-парковой был полон
пешеходов, и, приближаясь к Шестой авеню, он даже ускорил шаг. Мысль о встрече
с ней заставляла его волноваться, несмотря на попытки сдержать возбуждение. Во
время телефонного разговора она была холодна и методична, но в голосе
проскальзывали нотки страха и неуверенности. Она всего-навсего студентка,
говорила она по телефону, и не ведает, что творит, и, наверное, через неделю
или даже раньше умрет, но в любом случае играть в эти игры надо именно так.
«Всегда исходите из предположения, что за вами следят, — наставляла его Дарби.
— Я пережила семь дней преследования, так что делайте, пожалуйста, как я
говорю».
Она велела нырнуть в «Санкт-Мориц» на углу
Шестой, и он повиновался. На имя Уоррена Кларка для него был заказан номер.
Уплатив наличными, он поднялся на лифте на девятый этаж. Он должен был ждать.
«Просто сидите и ждите», — сказала она.
Он час стоял у окна и наблюдал, как
Центральный парк погружается в темноту. Зазвонил телефон.
— Мистер Кларк? — спросил женский голос.
— Да.
— Это я. Вы прибыли один?
— Да. Где вы находитесь?
— Шестью этажами выше. Поднимайтесь на лифте
до восемнадцатого, затем пешком спуститесь на пятнадцатый. Комната 1520.
— О’кей. Сейчас?
— Да, я жду.
Он вновь почистил зубы и глянул в зеркало на
прическу. Через десять минут он стоял перед номером 1520, чувствуя себя как
первокурсник на первом свидании. Он никогда так не нервничал со времен
студенческих футбольных баталий.
«Но я же Грэй Грантэм из «Вашингтон пост», а
это всего-навсего очередная история и очередная женщина, поэтому бери вожжи в
свои руки, приятель».
Он постучал и стал ждать.
— Кто там?
— Грантэм, — сказал он.
Щелкнул замок, и она медленно приоткрыла
дверь. Волосы исчезли, но улыбка оставалась такой же, как на фотографии. Она
крепко пожала его руку.
— Входите.
Она закрыла за ним дверь и заперла ее на ключ.
— Хотите выпить?
— Конечно. Что у вас есть?
— Вода со льдом.
— Звучит великолепно.
Она прошла в маленькую прихожую, где беззвучно
работал телевизор.
— Проходите, — пригласила она.
Он поставил сумку на стол и сел на диван. Она
стояла у бара, и его взгляд на секунду задержался на джинсах. Обуви на ногах не
было. Ворот слишком свободной спортивной кофты слегка съехал и приоткрыл
бретельку лифчика.
Она дала ему воды и села в кресло у двери.
— Спасибо, — сказал он.
— Вы ели? — спросила она.
— Вы не говорили мне об этом.
Усмехнувшись, она сказала:
— Простите, я упустила это из виду. Давайте
закажем что-нибудь в номер.
Он согласно кивнул и улыбнулся.
— Конечно. Все, что вы закажете, устроит и
меня.
— Я бы предпочла чизбургер с жареным мясом и
холодным пивом.
— Отлично.
Дарби подняла телефонную трубку и заказала
еду. Грантэм подошел к окну и посмотрел вниз на огни Пятой авеню.
— Мне двадцать четыре, а вам сколько? — Она
сидела на диване и пила холодную воду.
Он сел в кресло рядом с ней.
— Тридцать восемь. Был женат. Семь лет и три
месяца назад развелся. Детей нет. Живу один, с котом. Почему вы выбрали
«Санкт-Мориц»?
