— Были свободные номера, и я убедила их, что
нам важно рассчитаться наличными, не предъявляя удостоверений личности. Вам нравится
здесь?
— Здесь неплохо. Похоже только, что лучшие
времена этого отеля уже миновали.
— Мы здесь не на отдыхе.
— Все отлично. Сколько, вы думаете, мы можем
пробыть здесь?
Она внимательно посмотрела на него. Шестью
годами раньше у него вышла книга о скандалах в министерстве жилищного и
городского строительства, и ей удалось найти экземпляр в городской библиотеке
Нового Орлеана. Он выглядел на шесть лет старше, чем на пыльной обложке, но
годы его не портили, прибавив лишь немного седины на висках.
— Я не знаю, сколько пробудете вы, — сказала
она. — Мои планы могут измениться в любую минуту. Я могу увидеть знакомое лицо
на улице и улететь в Новую Зеландию.
— Когда вы выехали из Нового Орлеана?
— В понедельник вечером. Я взяла такси до
Батон-Руж, при этом за мной не трудно было проследить. Оттуда я перелетела в
Чикаго, где купила четыре билета в четыре разных города, включая Бойсе, где
живет моя мать. Я вскочила в самолет на Ла-Гуардиа в последний момент. Не
думаю, что кто-то смог проследить за мной.
— Вы в безопасности.
— Возможно, только на время. За нами обоими
начнется охота, когда эта история будет опубликована. При условии, что она
будет опубликована.
Грэй помешивал лед в стакане и присматривался
к ней.
— Зависит от того, что вы мне расскажете, и от
того, насколько ваш рассказ подтвердится другими источниками.
— Подтверждать — это ваше дело. Я расскажу,
что известно мне, а дальше действуйте по собственному усмотрению.
— О’кей. Когда начнется наша беседа?
— После обеда. Я предпочла бы делать это на
сытый желудок. Вы же не спешите, не так ли?
— Нет, конечно. В моем распоряжении целая ночь
и весь следующий день, и следующий тоже. Я имею в виду, что буду находиться
здесь столько, сколько продлится ваш рассказ, ведь это крупнейшая история за
последние двадцать лет.
Дарби улыбнулась и посмотрела в сторону. Ровно
неделю назад она и Томас сидели в ожидании обеда в баре у Моутона. На нем были
черный шелковый блейзер, хлопчатобумажная рубашка, красный галстук в клетку и
очень свободные брюки цвета хаки. На ногах ботинки, но без носков. Рубашка была
расстегнута и галстук распущен. Они говорили о Виргинских островах, о Дне
благодарения и о Гэвине Верееке, пока официант накрывал на стол. Оставаясь
верным себе, он пил рюмку за рюмкой. Потом он напился, и это спасло ей жизнь.
Она прожила эти семь дней, которые могли бы
вместить целый год, в потустороннем мире, а теперь она беседует наяву с живым
человеком, который не желает ей смерти. Скрестив ноги на кофейном столике, она
не чувствовала себя стесненной, находясь с ним в своей комнате. Она
успокоилась. Его лицо внушало доверие. А почему бы нет? Кому еще она может
доверять?
— О чем вы задумались? — спросил он.
— Это была долгая неделя. Семь дней назад я
была всего-навсего обычной студенткой юридического колледжа, подтягивающей
хвосты, чтобы заработать балл повыше. А теперь я кто?
Он смотрел на нее. Пытаясь сохранить
самообладание, чтобы не походить на неотесанного первокурсника, он не отводил
от нее взгляда. Волосы были темными и совсем короткими, но при этом
укладывались во вполне модную прическу. Однако ему больше нравился удлиненный
их вариант на вчерашнем факсе.
— Расскажите мне о Томасе Каллагане, — попросил
он.
— Зачем?
— Я не знаю. Он часть истории, не так ли?
— Хорошо. Я перейду к этой части позднее.
— Отлично. Ваша мать живет в Бойсе?
— Да, но она ничего не знает. Где живет ваша
мать?
— В Шорт-Хиллз, Нью-Джерси, — ответил он с
улыбкой, глядя на нее с ожиданием.
Она сидела задумавшись.
— Что вам нравится в Нью-Йорке? — спросила
она.
— Аэропорт. С его помощью можно быстрее всего
выбраться отсюда.
— Томас и я были здесь летом. Климат здесь
жарче, чем в Новом Орлеане.
Неожиданно Грантэм понял, что перед ним была
не смазливая студенточка, а вдова, потерявшая любимого человека. Бедняжка
страдала. Ее не занимали ни прическа, ни одежда, ни глаза. Она несла в себе
боль. Черт возьми!
— Мне очень жаль Томаса, — сказал он. — Я
больше не буду спрашивать о нем.
Она улыбнулась и ничего не сказала.
В дверь громко постучали. Дарби резко сдернула
ноги со стола и со страхом уставилась на дверь. Затем вздохнула с облегчением.
Это привезли еду.
— Я возьму, — сказал Грэй, — успокойтесь.
Глава 29
Веками на побережье Луизианы могущественные
силы природы вели беспрерывную и гигантскую по размаху битву. Это была битва за
пространство. До последнего времени она происходила без участия людей. С юга на
сушу наступал океан со своими приливами, штормами и наводнениями. С севера
Миссисипи несла нескончаемые пресные воды и плодородный ил, превращая болота в
цветущие долины. Соленая вода залива разъедала береговую черту и сжигала
пресноводные болота, уничтожая их зеленый покров. Река отвечала тем, что несла в
низины Луизианы все новые почвы, обедняя этим половину континента. В результате
ее кропотливой деятельности появились многочисленные разветвления, дельты,
каждая из которых, в свою очередь, становилась препятствием на пути реки и
заставляла ее вновь менять свое русло, создавая покрытые бурной растительностью
поймы.
Борьба шла с переменным успехом, но природа
твердо удерживала контроль над своими силами. Постоянно пополняясь мощной
рекой, дельте удавалось не только противостоять заливу, но и расширяться.
Болотистые топи были чудом естественной
эволюции. Используя приносимый ил, они превращались в зеленый рай кипарисовых и
дубовых рощ и густых зарослей осоки, тростника и камыша. Вода была переполнена
раками, креветками, устрицами, лютианусом, камбалой, трахинотусом, лещом,
крабами и крокодилами. Прибрежная равнина стала прибежищем живой природы. Сотни
видов перелетных птиц вили здесь свои гнезда.
Поймы были огромными, цветущими, изобильными.
