— Я чувствую настоятельную потребность в том,
чтобы администрация провела немедленное изучение этого дела. — Он говорил так,
как будто каждое его слово записывалось, и это раздражало президента.
— Почему? — спросил он.
— А что, если дело является главным объектом
внимания преступников? Если мы будем бездействовать и правда в конце концов
всплывет на поверхность, то ущерб окажется невосполнимым.
— Вы действительно считаете, что в нем есть
какая-то доля истины? — вновь спросил президент.
— Все это ужасно подозрительно. Первые два
человека, которые его видели, мертвы, а тот, кто его составил, исчез. Оно
совершенно логично, если кто-то действительно имел намерения убрать некоторых
судей Верховного суда. Других, более очевидных подозреваемых не существует. Как
я слышал, ФБР оказалось в тупике. Да, это дело надо расследовать.
У Хортона утечки случались даже чаще, чем в
Белом доме, и Коула охватывал ужас при одной мысли о том, что этот клоун
соберет Большое жюри и начнет вызывать свидетелей. Сам Хортон был честным
человеком, но в его министерстве юстиции было полно сотрудников, которые не
держали язык за зубами.
— Не кажется ли вам это несколько
преждевременным? — спросил Коул.
— Я так не считаю.
— Вы просматривали утренние газеты? —
поинтересовался Коул.
Помнится, Хортон бросил взгляд на первую
страницу «Пост» и прочел спортивный раздел. Это была суббота, в конце концов.
Он слышал, что Коул прочитывал восемь газет до рассвета, поэтому ему не
понравился вопрос.
— Я прочел пару газет, — сказал он.
— Я просмотрел несколько, — скромно заметил
Коул, — но ни в одной из них не встретил ни слова о двух убитых адвокатах,
студентке, или о Маттисе, или о чем-либо, связанном с этим делом. Если вы
начнете официальное расследование в настоящий момент, оно тут же попадет на
первые полосы газет и не будет с них сходить в течение месяца.
— Вы считаете, что все утихнет само собой?
— Вполне возможно. По очевидным причинам мы
надеемся.
— Мне кажется, что вы слишком большой
оптимист, господин Коул. Мы обычно не сидим и не ждем, когда пресса проведет
расследование за нас.
Коул чуть было не расхохотался при этом
заявлении. Он улыбнулся президенту, стрельнув в его сторону глазами, и Хортон
начал краснеть.
— Что будет плохого, если мы подождем с
неделю? — спросил президент.
— Ничего, — тут же вставил Коул.
Вот так быстро было решено подождать с неделю,
и Хортон это предвидел.
— Через неделю все может пойти кувырком, —
сказал он не очень уверенно.
— Подождите неделю, — приказал президент. — Мы
встретимся здесь в следующую пятницу и решим, как нам поступить. Я не говорю
«нет», Ричард, просто подожди семь дней.
Хортон пожал плечами. Это было больше, чем он
ожидал. Он прикрыл свой тыл. Он пройдет прямо в свой кабинет и продиктует
большую записку, где будет детально изложено все, что он сможет сохранить в
памяти об этом совещании, и его шея будет защищена.
Коул шагнул вперед и вручил ему лист бумаги.
— Что это?
— Еще несколько имен. Вы знаете их? — Это был
список любителей пернатых, включающий четырех слишком либеральных судей, как
требовал план чрезвычайных действий.
Хортон поморгал и уткнулся в него носом.
— Вы шутите?
— Проверьте их, — сказал президент.
— Эти ребята — отъявленные либералы, —
пробормотал Хортон.
— Да, но они преклоняются перед солнцем, и
луной, и деревьями, и птицами, — с готовностью пояснил Коул.
Хортон уловил смысл и улыбнулся:
— Я понимаю. Любители пеликанов.
— Они почти вымерли, вы знаете? — добавил
президент.
Коул направился к двери:
— Что б им не вымереть лет десять назад.
До десяти она не позвонила. Он просмотрел
«Таймс» и ничего не нашел. Развернул новоорлеанскую газету. Ничего. Они
выложили все, что знали. Каллаган, Вереек, Дарби и сотни вопросов без ответов.
Он должен был исходить из того, что журналисты «Таймс» и, возможно, других
газет видели дело или слышали о нем и, таким образом, знали о Маттисе. Ему
приходилось исходить также из того, что они рыли землю носом, чтобы это
проверить. Но у него была Дарби, и они найдут Гарсиа, и, если Маттиса можно
проверить, они это сделают.
В настоящий момент альтернативы его действиям
не было. Если Гарсиа исчез или решил отказаться помогать им, то они будут
вынуждены исследовать темный и мрачный мир Виктора Маттиса. Дарби не сможет
долго этим заниматься, и он не винил ее, поскольку не знал, сколько протянет
сам.
Появился Смит Кин с чашкой кофе и сел на стол.
— Если бы у «Таймс» что-то было, стали бы они
тянуть до завтра?
Грэй покачал головой:
— Нет. Если бы они знали больше, они бы
тиснули это сегодня.
— Краутхаммер хочет печатать то, что у нас
есть. Он считает, что мы можем назвать Маттиса.
— Я не совсем понимаю.
— Он склоняется к точке зрения Фельдмана,
который считает, что мы можем напечатать историю убийства Каллагана и Вереека в
связи с этим делом, где случайно упоминается имя Маттиса, который случайно
оказался другом президента, не обвиняя непосредственно Маттиса. Он говорит, что
мы можем преподнести это очень осторожно и сделать так, чтобы в статье
прозвучало, что имя Маттиса названо в деле, а не нами. И поскольку это дело
влечет за собой все эти смерти, то подлинность его до некоторой степени
является подтвержденной.
— Он хочет спрятаться за дело.
— Совершенно верно.
— Но все это останется измышлением, пока оно
не найдет настоящего подтверждения. Краутхаммер упускает это из виду. Допустим
на секунду, что Маттис никоим образом не замешан в этом деле. Совершенно
невиновен. Мы публикуем статью с его именем, и что тогда? Мы оказываемся в
дураках и все следующие десять лет не вылезаем из судов. Я таких статей не
пишу.
— Он хочет, чтобы это сделал кто-то другой.
— Если газета опубликует историю о пеликанах,
написанную не мной, девушка исчезнет, о’кей? Я думал, что я это вчера объяснил.
