Дом имел узкую деревянную галерею с небольшой
верандой. Они стояли на темной веранде и не были видны с улицы. Медленно
проехала машина.
Он вновь открыл дверь.
— Я Том Купчек, ее отец. Она не хочет ни с кем
говорить.
Грэй кивнул, показывая, что понимает состояние
женщины.
— Мы отнимем не больше пяти минут. Я обещаю.
Он вышел на веранду и прикрыл за собой дверь.
— Наверное, у вас плохо со слухом. Я сказал,
что она не желает разговаривать.
— Я слышал вас, господин Купчек, и я уважаю ее
право на уединение, поскольку знаю, что ей пришлось пережить.
— С каких это пор ваш брат стал уважать
частную жизнь других людей?
Очевидно, господин Купчек был из тех людей,
кто заводится с пол-оборота. Он вот-вот мог взорваться.
Грэй оставался невозмутимым. Дарби отступила.
С нее на сегодня было достаточно препирательств.
— Ее муж трижды звонил мне перед смертью. Я
разговаривал с ним по телефону, и мне не верится, что его убийство было
случайным.
— Он мертв. Моя дочь убита горем. Она не хочет
разговаривать. А сейчас выметайтесь отсюда на все четыре стороны.
— Господин Купчек, — мягко сказала Дарби, — у
нас есть основания считать, что ваш зять был свидетелем некоторой
высокоорганизованной преступной деятельности.
Это несколько его охладило, и он уставился на
Дарби:
— На самом деле? Но вы же не можете спросить
его об этом, не так ли? Моя дочь ничего не знает. У нее был тяжелый день, и она
приняла лекарства. А теперь уходите.
— Можем мы увидеть ее завтра? — спросила
Дарби.
— Сомневаюсь. Сначала позвоните:
Грэй дал ему визитную карточку:
— Если она захочет поговорить, номер телефона
на обороте. Я остановился в отеле. Завтра около полудня я позвоню.
— Ладно, звоните. А теперь уходите. Вы уже и
так расстроили ее.
— Нам очень жаль, — сказал Грэй, выходя с
веранды.
Купчек стоял у открытой двери и ждал, когда
они уйдут.
Грэй остановился и обернулся к нему:
— Какой-нибудь другой репортер звонил или
заходил к вам?
— На следующий день после убийства они звонили
непрерывно и задавали всевозможные вопросы. Невоспитанные люди.
— Но в последние дни никого не было?
— Да. Никого. Уходите.
— И никого из «Нью-Йорк таймс»?
— Нет, никого. — Он шагнул в дом и захлопнул дверь.
Они заспешили к машине, стоявшей через четыре
дома. Движения на улице не было. Грэй сделал крюк по улочкам пригорода и вышел
к машине с противоположного направления. Он смотрел в зеркало, пока не
убедился, что за ними нет хвоста.
— Конец истории с Гарсиа, — сказала Дарби,
когда они въехали на шоссе 395 и направились к городу.
— Еще нет. Мы сделаем последнюю и
окончательную попытку завтра, и, может быть, она согласится поговорить с нами.
— Если бы она что-то знала, то это было бы
известно и ее отцу. А если отец располагает этими сведениями, то почему бы не
поделиться с нами? Тут пусто, Грэй.
В этом был смысл. В течение нескольких минут
они ехали молча: усталость давала о себе знать.
— Мы можем добраться до аэропорта за
пятнадцать минут, — сказал он. — Я вас высажу, и через полчаса вы сможете
вылететь из страны. Садитесь на любой самолет, лишь бы исчезнуть отсюда.
— Я уеду завтра. Мне нужно отдохнуть и
подумать над тем, куда отправиться. Спасибо.
— Вы чувствуете себя в безопасности?
— В настоящий момент — да. Но все может
измениться в считанные секунды.
— Я был бы рад поспать в вашей комнате сегодня
ночью. Как это было в Нью-Йорке.
— Вы не спали в моей комнате в Нью-Йорке. Вы спали
на диване в прихожей. — Она улыбалась, что было хорошим признаком.
Он тоже улыбался.
— О’кей. Я буду спать в прихожей.
— Прихожей в моем номере нет.
— Так, так. Тогда где же я смогу поспать?
Она вдруг перестала улыбаться. Кусая губы, она
едва сдерживала навернувшиеся слезы. Он зашел слишком далеко. Это опять был
Каллаган.
— Я просто не готова, — сказала она.
— Когда может настать такое время?
— Пожалуйста, Грэй. Оставим этот разговор.
Она смотрела вперед и молчала.
— Извините, — сказал он.
Она медленно легла на сиденье и положила
голову ему на бедро. Он положил руку ей на плечо, и она сжала ее в своей.
— Я страшно боюсь, — сказала она спокойно.
Глава 39
Он ушел из ее номера около десяти, после того
как была выпита бутылка вина и съеден яичный рулет. Из своего номера он
позвонил Мейсону Пайпуру, ночному репортеру из криминальной хроники «Пост», и
попросил его проверить по своим источникам сведения об уличном убийстве
Моргана. Оно произошло в деловой части города, в которой подобные события
случались не часто. Здесь было зафиксировано всего несколько налетов и
избиений.
Он был усталым и разочарованным. И в
довершение ко всему чувствовал себя несчастным из-за того, что завтра она
уедет. «Пост» задолжала ему шесть недель отпуска, и он испытывал искушение
отправиться вместе с ней. Пускай Маттис качает свою нефть. Но он боялся, что
никогда уже больше не вернется назад, что в общем-то было бы возможно, если бы
не деньги, которых у него в отличие от нее не было. Они могут прыгать и
резвиться на солнечном побережье месяца два на его деньги, а дальше придется
полагаться на ее средства. И, что более важно, она не приглашала его бежать
вместе с ней. Она все еще была в трауре. Когда она упоминала Томаса Каллагана,
он мог чувствовать ее боль.
Сейчас он находился в отеле «Джефферсон» на
Шестнадцатой улице, в соответствии с ее указаниями, конечно.
Он позвонил Кливу домой.
— Где ты находишься? — спросил Клив раздраженным
тоном.
— В отеле. Это долгая история. Выкладывай, что
у тебя.
