— Они отправили сержа в отпуск по болезни на
три месяца.
— Что с ним случилось?
— Ничего. Он говорит, что им нужно было его
убрать на какое-то время. Там сейчас как в бункере. Всем было велено заткнуться
и ни с кем не вести никаких разговоров. Они напуганы до смерти. Сержу сказали,
чтобы он ушел сегодня в полдень. Он предполагает, что ты находишься в очень
опасном положении. Твое имя сотни раз упоминалось за прошлую неделю. Они сломали
себе голову, гадая, насколько ты осведомлен.
— Кто это — они?
— Коул, конечно, и его помощник Берчфилд. Они
орудуют в западном крыле, как гестапо. Иногда к ним присоединяется этот, как
его зовут, маленький хорек с галстуком-бабочкой? Из внутренних дел.
— Эммитт Уэйкросс.
— Да, он. Угрозы и интриги исходят в основном
от Коула и Берчфилда.
— Какие угрозы?
— Никто в Белом доме, кроме президента, не
имеет права давать официальные или неофициальные интервью прессе без разрешения
Коула. Включая пресс-секретаря. На все требуется разрешение Коула.
— Это невероятно.
— Они напуганы до смерти. И серж считает их
опасными.
— О’кей. Я залег на дно.
— Я останавливался возле твоей квартиры
прошлым вечером. Надо было сказать мне, что ты исчезаешь.
— Я выйду на тебя завтра вечером.
— Какая у тебя машина?
— Четырехдверный арендованный «понтиак»
спортивного типа.
— «Вольво» я проверил сегодня во второй
половине дня. Машина в полном порядке.
— Спасибо, Клив.
— У тебя все о’кей?
— Думаю, да. Скажи сержу, что все отлично.
— Позвони мне завтра утром. Я беспокоюсь.
Он проспал четыре часа и был разбужен
телефонным звонком. За окном стояла ночь, и до рассвета оставалось еще не
меньше двух часов. Он уставился на телефон и долго смотрел на него, сняв трубку
только после пятого звонка.
— Алло, — сказал он с раздражением.
— Это Грэй Грантэм? — прозвучал смущенный
женский голос.
— Да. А вы кто?
— Беверли Морган. Вы заезжали к нам вчера
вечером.
Грэй стоял на ногах, окончательно проснувшись,
и ловил каждое слово.
— Да. Мне жаль, если мы вас побеспокоили.
— Нет. Мой отец очень недоверчивый. И
сердитый. После убийства Кертиса от репортеров не было покоя. Они звонили
отовсюду. Им нужны были его старые фотографии, новые фотографии меня и ребенка.
Они звонили в любое время. Это было ужасно, и мой отец устал от них. Двоих он
спустил с крыльца.
— Полагаю, что нам повезло.
— Я надеюсь, он вас не обидел? — Голос был
глухой и срывающийся. Она пыталась им овладеть.
— Нисколько.
— Сейчас он спит внизу на диване. Так что мы
можем поговорить.
— А почему вы не спите?
— Я принимаю какое-то снотворное, и оно
совершенно сломало мой биологический ритм. Сплю целыми днями, а ночью мучаюсь
от бессонницы. — Было очевидно, что ей не спалось и хотелось поговорить.
Грэй сел на кровать и попробовал расслабиться.
— Я могу представить себе, какое потрясение вы
перенесли.
— Требуется несколько дней, чтобы осознать
это. Боль поначалу ужасная. Просто ужасная. Я не могла пошевелиться без боли.
Потрясение было таким, что я не могла поверить в случившееся. Все связанное с
похоронами прошло для меня как во сне. То, что я говорю, утомительно для вас?
— Нет, нисколько.
— Я должна отказаться от этих таблеток. Я сплю
так много, что перестала общаться с людьми. К тому же мой отец никого ко мне не
подпускает. Вы записываете?
— Нет. Я просто слушаю.
— Он был убит неделю назад, вечером. Я думала,
что он задерживается на работе, что редкостью не было. Они застрелили его и
забрали бумажник, поэтому полиция не смогла установить его личность. Я услышала
в новостях сообщение об убитом в центре города молодом адвокате и сразу же
поняла, что это был Кертис. Не спрашивайте, как они догадались, что он был
адвокатом, не зная его имени. Наверное, это одна из тех странных и загадочных
вещей, которые обычно присутствуют при убийствах.
— Почему он допоздна задерживался на работе?
— Он работал по восемьдесят часов в неделю, а
иногда больше. «Уайт энд Блазевич» — это соковыжималка. Они пытаются доконать
сотрудника в течение семи лет, и если им это не удается, то делают его
компаньоном фирмы. Кертис ненавидел свою работу и устал от нее.
— Сколько он там проработал?
— Пять лет. Он получал девяносто тысяч в год,
поэтому терпел.
— Вы знали, что он звонил мне?
— Нет. Я узнала от отца и думала над этим весь
вечер. Что он говорил?
— Он не называл свое настоящее имя, а
пользовался вымышленным — Гарсиа. Не спрашивайте, как я установил его личность,
это займет много времени. Он сказал, что, возможно, знает что-то об убийствах
судей Розенберга и Джейнсена, и хотел рассказать мне об этом.
— Ренди Гарсиа был в школе его лучшим другом.
— У меня создалось впечатление, что он видел в
конторе кое-что, и, возможно, кто-то в конторе знал, что он видел это. Он очень
нервничал и всегда звонил из телефонов-автоматов, считая, что за ним следят. Мы
собирались встретиться рано утром в предыдущую субботу, но в то утро он
позвонил и отказался от встречи. Он был напуган и сказал, что должен думать о
безопасности своей семьи. Вы что-нибудь знали об этом?
— Нет. Я знала, что он находится в огромном
напряжении, но так было все пять лет. Дома он никогда не говорил о работе,
потому что страшно ненавидел ее.
— Почему он должен был ненавидеть свою работу?
— Потому что работал на банду головорезов и
душителей, которые заставляли потом и кровью выколачивать каждый доллар. Они
тратят кучу денег на свой внушительный фасад респектабельности, но они подонки.
Кертис был лучшим студентом и мог выбирать себе работу. Они были такими
добренькими, когда нанимали его, а на деле оказались настоящими чудовищами. Это
очень непорядочно.
