– Слышь, – сказал он. – Знаешь, кто у нас сегодня был на замену на истории? Кассандра, девчонка Мотоциклиста.
– Да ну, – говорю. Значит, и вправду не сторчалась.
– Ага. Ну мы на ней оторвались по полной. Да мне дай миллион, я не буду вести уроки на замену. Но она на самом деле ничего. Я остался после урока и поговорил с ней даже. Говорю: «Не ожидал тебя здесь увидеть». А она такая: «То есть, по-твоему, мне надо было прыгнуть с моста? Или сдохнуть от передоза на какой-нибудь крыше, так?» И еще, кстати, велела тебе кое-что передать. Передай, говорит, Расти-Джеймсу, что жизнь продолжается, если ей это позволить. Я не понял, к чему это, а ты?
– Не-а. Но она всегда несет пургу какую-то. Психованная.
– Ну, не знаю. А по-моему, клевая.
Ясно, что он ничего не смыслил в женщинах.
– Мотоциклиста видел? – спросил я.
– Ага, он в зоомагазине.
– Чего? Что он там забыл?
Биджей пожал плечами.
– На рыбок смотрит, насколько я понял. Я слыхал, он сцепился с какими-то хмырями вчера за рекой.
– Ага, вломил тем двоим, которые на нас со Стивом наскочили. Чуть не убил.
– Да, я так и слышал. Надо бы ему поосторожнее, Расти-Джеймс. Ты же знаешь, Паттерсон, тот мент, только и ждет повода, чтобы его повязать.
– Да он на нас обоих уже много лет зуб имеет.
– Знаешь, – сказал Биджей, – вообще-то Паттерсон на хорошем счету. В смысле, если не считать Мотоциклиста, он нормальный. Ни на кого из нас никогда особо не наезжал.
– Меня избил однажды. И сдал в ювеналку, я неделю отсидел.
Наверное, Паттерсон был единственным, кто считал, что я похож на Мотоциклиста.
– Но в любом случае Мотоциклисту он никогда вообще даже слова не сказал. Ничего у него на Мотоциклиста нет, и не будет, – сказал я.
– Пошли? – сказал Биджей. – Возьмем по коле.
– Не.
Он встал.
– Да ладно, Расти-Джеймс. Пойдем.
Я помотал головой, и он вошел внутрь. А я тогда подумал, что скорее всего туда больше не зайду. Странно, потому что так оно в результате и вышло.
Мотоциклиста я и в самом деле нашел в зоомагазине. Стоял у стойки и смотрел на рыбок. Новые какие-то приехали, не такие, как там обычно продавались. Я таких раньше никогда не видел. Одна фиолетовая, другая синяя с красными плавниками и красным хвостом, одна вся красная, и еще одна ярко-желтая. Хвосты и плавники у них всех были длинные и пышные.
– Как дела? – спросил я.
Он на меня даже не взглянул. Я сделал вид, что тоже разглядываю рыбок. Ну в смысле для рыбок они были довольно ничего себе.
– А почему каждая в своем пузыре? – спросил я. – Я не видел раньше, чтобы рыбок держали отдельно.
– Бойцовые рыбки, – сказал Мотоциклист. – Иначе они друг друга поубивают.
Я посмотрел на хозяина за стойкой. Его фамилия была Добсон. Безобидный старичок, чокнутый, конечно, немного, иначе не пытался бы держать зоомагазин. Все, что у него там было, – это несколько облезлых котят и щенков, и еще попугай, которого он теперь никогда не продаст, потому что мы научили его всем матерным словам, какие знали. Этот попугай еще и составлял их в довольно интересные предложения. Вид у Добсона был испуганный. Интересно, сколько времени Мотоциклист уже здесь ошивался, что так его напугал.
– Да, Расти-Джеймс, – заговорил он. – Сиамские петушки. Действительно пытаются убить соперника. А если к аквариуму прислонить зеркало, то могут повредить и самих себя, сражаясь с собственным отражением.
– Клево, – сказал я, хотя мне и не казалось, что это особенно клево.
– Интересно, станут ли они так себя вести в реке, – сказал Мотоциклист.
– Цвета красивые, – сказал я, чтобы поддержать разговор.
Мотоциклист никогда ни на что не смотрел так долго подряд. И еще мне показалось, что если я его отсюда не уведу, то Добсон позвонит в полицию.
– Правда? В таком случае жаль, что я их не вижу.
Первый раз в жизни слышал, чтобы ему было чего-то жаль.
– Слышь. Пошли, опять сегодня оторвемся. Я еще пойла достану. Снимем девчонок, классно будет. А?
Но он снова оглох и меня не услышал. В этом зоомагазине мне было жутковато, если честно. Маленькие зверьки, которые только и мечтают, чтобы кому-то принадлежать. Но я все равно не ушел. Остался и выделывался, пока Добсон не сказал, что закрывается. Назавтра была суббота, самый для него выгодный день, так что он просто запер всех зверей и ушел. Мотоциклист стоял снаружи и смотрел, как он убирается и выключает свет, пока Добсон не опустил занавески на двери и на окнах.
И мы наконец ушли. Я старался держаться за Мотоциклистом. Он меня уже не замечал, но я держался за ним. Потому что ничего другого мне просто не оставалось делать.
11
Мы пошли домой. Мотоциклист сел на матрасе и стал читать. Я сел рядом и смолил одну за другой. Он сидел и читал, я сидел и ждал. Не знаю уж, чего я ждал. Года за три до того обкуренный чувак из банды Тигров забрел на территорию Докеров. Ему крепко вломили, он еле уполз. Я вспомнил, как мне было тогда. Время тянулось в напряженном ожидании. Как будто увидел молнию и теперь ждешь грома. Той ночью случилась последняя разборка, когда Биллу Брейдену проломили голову и он умер. Меня кто-то из Тигров порезал кухонным ножом, а Мотоциклист отправил в больничку по меньшей мере троих. Он мелькал то там, то здесь в огромной куче дерущихся, матерящихся, орущих парней, и радостно смеялся.
Я совсем про все это забыл, и вспомнил только потому, что сидел теперь и ждал. Ждать – гораздо труднее, чем драться.
– Снова оба дома?
Папаша явился. Он обычно заходил сменить рубашку, прежде чем уйти по барам на всю ночь. Та, в которую он переодевался, была обычно ничуть не чище, чем та, которую он снимал. Просто ему нравилось это делать.
– У меня к тебе вопрос, – сказал я.
– Слушаю.
– Наша мать была… она сумасшедшая?
Папаша замер и уставился на меня. Я никогда его о ней не спрашивал.
– Вовсе нет. С чего ты взял?
– Ну, она же ушла.
Он печально улыбнулся.
– Наш брак – классический пример того, что бывает, когда проповедник сходится с атеистом, надеясь обратить того в свою веру, и в результате сам начинает в ней сомневаться.
– Это еще как? – сказал я. – Какой из тебя проповедник?
– Я проповедовал законность.
– Кончай, а? Можно попроще?
– Скажем так: ты ведь не считаешь, что единственная причина, по которой женщина может уйти от меня – это что она сошла с ума?
