– А как же мы?
– Ты не бойся, я о вас не забыл. Ты пойдешь ротным на майорскую должность. Под твоим началом будут старшие командиры, научишься от них чему-нибудь. Оклад опять-таки повышенный.
– Спасибо, очень польщен, – выдавил я из себя, кусая губы, чтобы сдержать улыбку. – Но открою тебе маленькую тайну. – Ординарец с Леоновым насторожились, но я продолжил: – Мне тут пришлось в Москве кое с кем пообщаться, и выяснилось, что командование тебя очень ценит и никому не отдаст. Так что никуда ты отсюда не денешься.
Услышав мое откровение, Иванов озадаченно помолчал. Приятно, что тебя ценят, но неприятно, что не отпускают. Наконец, вспомнив кое-что, он снова упрямо посмотрел на нас:
– У Масленникова, знаешь, кто начальник, ну помимо армейского? Берия, вот так-то! Уж ему-то никто не сможет отказать.
Увидев, что я пытаюсь возразить, Сергей досадливо поморщился и злорадно прошептал:
– Думаешь, тебя тоже ценят? Ну так иди и посмотри на свое подразделение.
Оставив комбата лелеять свою мечту и задумавшись над его таинственными словами, мы отправились в расположение нашей роты, но оказалось, что ее не было. В смысле казарма стояла на месте, но вот личного состава присутствовало только пять душ, причем из начсостава совсем никого. Вся рота состояла только из писаря Макарова, ездового Семенова, смотревшего на меня из-под повязки, постоянно спадавшей на глаза, и еще троих бойцов, всех без исключения перемотанных бинтами. Когда мы явились, они занимались приведением в порядок оружия – перебирали ленты для трофейных МГ, разбирали и протирали диски к ним, проверяли гранаты. Надежду на то, что остальные красноармейцы на учениях, сразу развеяли. Оказалось, что всех до последнего рядового, кроме совсем уж некомбатантов, временно отправили инструкторами по различным полкам местного гарнизона. Как лучшие из лучших, они должны были обучить других премудростям воинской науки, постигнутым ими на практике. Все это, конечно, было очень лестно, но немного неожиданно и слегка подозрительно.
На мое предложение заняться текущей писаниной Макаров, отведя меня за угол, скромно пояснил, что по просьбе комбата избавил меня от всех мучений передачи имущества, расписавшись в формулярах и ведомостях моей закорючкой.
Поинтересовавшись, хорошо ли кормят бойцов, достаточно ли обмундирования и оружия, я почесал в затылке шапку и понял, что никаких дел у меня тут пока нет. Можно с чистой совестью возвращаться в Москву. А интересно, доведется ли мне снова побывать на фронте?
