Среди уходивших последними наблюдатель заметил несколько человек в маскхалатах. Если это наши десантники, значит, ушли все. Еще пара часов, и они соединятся со своими. То, что скоро стемнеет, даже хорошо. Ночью немцы за ними не сунутся.
Нет, все-таки замечательно, что мы устроили в тылу у немцев такой кавардак. Сначала ложная атака в одном месте, потом настоящий прорыв в другом. Затем танковый рейд, причем наши танки видели то там, то здесь. Опять-таки по нашим следам армия Масленникова должна была продвинуться ну хотя бы на несколько километров. Но это в худшем случае, а скорее на все десять-пятнадцать. А тут еще окруженцы эти зашевелились. Как же тут немцам, только-только восстановившим систему обороны, было не запаниковать. Русские наступают буквально отовсюду, резервов мало, и их раздергивают сразу по всем направлениям.
Солнце уже задевало краем горизонт, когда к фрицам прибыло настоящее боевое пополнение. Пусть там было всего-то два десятка солдат, но за ними упряжки везли «дверную колотушку» – маленькую противотанковую пушку Pak-36, которая тем не менее представляла огромную опасность для нашего броневичка. Вновь прибывший офицер, недовольный царившим беспорядком, вставил всем фрицам пистонов, и те сразу зашевелились, отрядив половину личного состава для разведки боем. Колотушка тут же принялась за работу, методично обстреливая окраинные дома.
Смотреть на это представление смысла не было, и мы поспешили ретироваться. Путь назад для нас был закрыт, на север тоже, оставалось только дорога на юго-запад, где мы надеялись спрятаться среди больших лесных массивов.
Ближайшая явка, где, по сведениям Леонова, мы могли встретиться с партизанами, находилась в селе Белебелка. По самой короткой дороге до него километров тридцать, но учитывая, что оживленную трассу нам желательно избегать, получится значительно больше. Горючего в принципе должно хватить, а если повезет, то заправимся где-нибудь по дороге.
Вариантов действий на сегодняшнюю ночь у нас довольно много. Можно ехать дальше по темноте, что наверняка закончится аварией и поломкой нашего транспортного средства. Уж легче сразу его бросить и идти пешком. Еще один вариант – сделать где-нибудь здесь большой шалаш с костерком и проспать половину ночи в тепле и уюте. Вот только сначала полночи придется его сооружать, и то вопрос, справимся ли мы с таким трудным делом в темноте, работая чуть ли не на ощупь. Конечно, можно рискнуть заночевать в машине, но мы и так уже закоченели, хотя все время ерзали на сиденьях, а если уснем, то рискуем серьезно заболеть. Как выход из трудной ситуации можно предложить пройтись пешочком – очень согревающее занятие, но довольно утомительное.
Но нам повезло, и мы получили от судьбы подарочек в виде маленького домика, стоявшего на опушке. Какое-никакое, а жилище, да еще и с очагом. Наломав веток на дрова и быстренько поужинав сухпайком, все разлеглись на полу и мгновенно уснули.
Под утро дневальный погасил огонь в печке, чтобы вьющийся над трубой дымок не выдал наше расположение. Если все знают, что хутор нежилой, то и партизаны, и немцы могут сначала обстрелять дом, а потом уже выяснять, кто тут поселился.
Я еще раз подумал, стоит ли возвращаться, но снова отмел эту мысль. Вокруг наших окруженцев постоянно крутятся большие отряды немцев, находящихся в боевой готовности, и за ночь их наверняка прибавилось. Пройти мимо них никак не получится, а даже малейшей проверки наши ряженые солдаты не выдержат. А вот на пути к партизанам нам будут встречаться только небольшие тыловые гарнизончики, пребывающие в безмятежной неге, и никто на нас внимания обращать не станет.
Мы наскоро перекусили консервами, а после завтрака Леонов вежливо намекнул, что немцы, то есть мы, должны быть бритыми, поэтому неплохо бы всем поскоблить свою щетину. Закончив с гигиеническими процедурами, бойцы поспешили натянуть на «ганомаг» брезентовый полог. Немецкие шинельки для зимы все-таки не годятся, а мы и так вчера весь день мерзли. Мне еще повезло, что в «ганомаге» я сижу в отделении управления, но все равно дует и сзади и из окошек. Конечно, можно опустить бронестекла, но они запотеют, и через них ничего не будет видно.
Наш экипаж, хотя и немного подмерзший, но весьма бодрый, был полон энтузиазма. Все проблемы казались мелкими и не стоящими внимания. Если тут где-то и есть немцы, то их немного, да и переводчик у нас замечательный, сможет навешать им лапшу на уши. Ну, а дойдет дело до перестрелки, так фашисты пожалеют, что с нами связались. Партизан здесь, по заверениям Леонова, нет, что, конечно, плохо, но в данный момент для нас хорошо. Еще не хватало получить пулю от своих.
* * *
После весьма неприятных блужданий по некоему подобию дороги, стало ясно, что напрямую к Белебелке нам не проехать. Все-таки придется поворачивать на трассу, идущую по левому берегу Полисти.
– Ну, ребята, готовьтесь, – проинструктировал я бойцов, перед тем как выводить их в свет, то есть в занятые немцами села. – В противника без команды не стрелять, агрессию всем своим видом не выражать. На мирных жителей смотрите с презрением и отвращением. А ну, потренируйтесь.
Посмотрев, как экипаж старательно корчит рожи, я досадливо махнул на них рукой и скомандовал:
– Заводи, – чем тут же вызвал приступ смеха. Заводить машину, кроме меня самого, было некому.
* * *
Через Шелудково, где находился нужный нам мост, мы проезжали не спеша. Всем своим видом бойцы старательно показывали, что мы настоящие немцы и имеем право свободно разъезжать по тылам вермахта. Леонов поймал волну с каким-то бравурным немецким маршем, и теперь бодро помахивал рукой, настраивая себя на роль немецкого офицера. Чтобы придать заключительный штрих нашей внешности, он раздал бойцам немецкие сигареты, наказав курить теперь только их.
У моста через реку нас остановил бдительный часовой, который хриплым прокуренным голосом принялся канючить «папиры», то есть документы.
В этот момент я проклял изобретателя этого дурацкого броневика. Вот как командир, сидящий в кабине, должен разговаривать с часовыми, если дверца тут не предусмотрена. Но Леонов ничуть не смутился несовершенством техники. Он сунул в боковую смотровую щель свои липовые бумаги, слегка отдернул полог, служивший крышей в десантном отделении, и, высунувшись наружу, начал перебранку с немцем.
Пока они обменивались не очень понятными для меня фразами, я подвинулся на командирское сиденье и оглядел часового. Документы он уже вернул, и теперь зябко сжимал руки, затянутые в тоненькие перчатки, не решаясь при офицере сунуть их в карманы. Винтовка у него висела за спиной, так что к бою он явно готовиться не собирался. Прильнув еще ближе к смотровой щели, я заметил примечательную деталь его облачения – соломенные лапти. Мне уже приходилось видеть такие в музее и на фотографиях. Непропорционально огромного размера, они обычно выдавались часовым, вынужденным стоять неподвижно, и надевались поверх обычных сапог. Этот вид обуви стал непременным атрибутом классического образа «немца под Сталинградом», но тут был, похоже, в новинку, причем и для наших солдат, и для германских.
