– Вроде того.
– Этот угн был сделан еще задолго до Панокийской неизвестным мастером. Точность высокая, но штука коварная, мало проверенная. Следи за шкалой.
– Я ознакомился с его свойствами, – поторопился заверить главвэй. – Постараюсь не злоупотреблять. Благодарю. – Он принял цепочку у управного и спрятал кулон в карман.
– Ну, не мне тебя учить, Дем. Голова у тебя на месте всегда была. А теперь еще титул князя в наследство перепал. Старуха-проруха, – раздраженно, но без злобы бросил управной. – Хитер ты, Невзоров. Суметь скрыть подобную родственную связь в наших рядах, где при приеме на службу исподнее перетряхивают! Родовое гнездо в Яснограде, если память не изменяет? – Дождавшись кивка Демьяна, озабоченно добавил: – Кабинет-то в спецоперативном никак маловат станет. Уйдешь в политикус?
– Рано еще об этом говорить, – поморщился главвэй.
– Когда примешь титул, поздно будет. Обещай мне еще год, Демьян.
– Обещаю. Однако не пойму, откуда такие выводы, Роман Валентович. Вы сами, помнится, имеете герб, но общество вас знает и уважает не как графа Политова, а как управного ССВ. В истории полно примеров замечательных мужей, которые не прикрываются титулами, а служат империи по долгу и совести на всевозможных нивах. Их вклад в развитие Лароссии говорит за них сам. Титулусы же, на мой взгляд, – нарядная вывеска. Что продавать, лавочник определяет сам.
Слова главвэя зажгли в глазах управного молодой огонек – огонек предвкушения славного спора.
– Не скажи! Вывеска тоже много значит. Знатный ювелир не может позволить себе захолустный фасад лавки, а гончару средней руки не место на Большой Сотворенской. К чему ему вывеска из позолоченной лепнины?..
Политов продолжал говорить. Только дар решил, что представление окончено, и закрыл занавес из непроглядной тьмы.
Тиса села в кровати, провела ладонью по лбу. За окном постепенно светлело, и комната заполнялась серыми сумерками. Девушка привычным движением погладила наручные часики и со вздохом прошептала: «Я так надеюсь, что это скоро закончится, мама». Шесть ажурных серебряных стрелок беззвучно продолжали свой путь по циферблату. Войнова закусила губу. Ну что за досада, даже эти часы напоминали ей о нем. «На долгую память», так сказал вэйн. Нет уж! С памятью она договорится. Вот только дай Единый избавиться от самовольных видений.
Столовую – ту, что при кухне – домочадцы называли меж собой хлебной. Небольшая, но вполне уютная. Длинный сосновый стол под окном. Его окружали стулья с изящно гнутыми ножками. Сиденья, обитые в прошлом цветной, а ныне серо-бурой гобеленовой тканью, продавлены посредине. Очевидно, стулья по старости списали с верхних этажей и отправили сюда доживать свой деревянный век. В буфетах блестел фарфор золотыми окаемками, на стенах пестрели цветочно-расписные подносы, а в углу на бочке распузенился большущий самовар.
Не зная, заявить ли о себе в кухне или подождать, когда ее заметят, – все-таки утро раннее, можно ли рассчитывать на завтрак в такое время? – Тиса взглянула в окно. За мокрой беседкой, густо оплетенной черными ветвями старого винограда, белел амбар. По тропинке его огибал мужик с ручной тележкой, нагруженной парой мешков. Следом за работником трусила четверка крупных вислобрюхих псов. Из-за таких вот хвостатых охранников лучше не рисковать в одиночку прогуливаться по имению, подумала девушка.
– Тиса Лазаровна, вы сюда завтракать?
Войнова обернулась. На пороге хлебной знакомая горничная повязывала фартук.
На короткое «да» Фонька удивленно шмыгнула курносым носом.
– И чегой вы так рано поднялись? Не выспались, поди.
– Не спалось. – Тиса пожала плечами. Она и сама знала, что дар уже наградил ее фонарями под глазами – как меткий драчун.
На радость постоялицы Фонька кликнула широкобедрую девчонку Лашу из кухни, и та вскоре накрыла стол. На завтрак – любимые хозяевами вареные яйца всмятку, нежнейшие плюшки с корицей, кусочек сливочного масла, топленое молоко и розовая полоска ветчины. Тиса поймала себя на мысли, что еда показалась бы ей еще вкуснее, если б не была даровой. Надо сказать, вчерашний ужин она восприняла спокойно на этот счет. Сейчас же чувствовала неудобство. Даже понимание того, что в Лароссии бытует обычай хлебосольно привечать и давать бесплатный ночлег гостям, ничего не меняло. Поразмыслив, девушка решила поговорить с хозяйкой об оплате, но осторожно, чтобы ненароком не обидеть. А откажется – так отблагодарить подарком. На мысль о подарке память услужливо вынула из своих закоулков изображение хрустального кулона из утреннего видения, затем вспомнился и тот, кто этот кулон заполучил.
Тиса решительно тряхнула головой. Пока думы не завели в терновую чащу, из которой выбраться тяжело, не исколов сердце, подхватила немытую посуду и понесла в кухню. Оказалось, что за тяжелой дверью стряпущей работа уже вовсю гремела – кастрюлями, плошками и громким командным голосом. И лишь когда на нее уставилась недоуменная поварня во главе с хмурым толстоногим поваром в белом колпаке, девушка осознала, что сделала что-то неположенное. Всунув в руки Лаши немытые миски, Тиса покинула паркую кухню.
На лестнице она столкнулась с экономкой. Рина Степановна при виде новой жилицы нахмурилась и все же на прямые вопросы хоть и без радушия, но ответила. Достопочтимое семейство в самом деле не встает в такую рань. Также экономка объяснила, как пройти к центру города. Расспрашивать же дорогу к школе одаренных Тиса не решилась – из опасений вызвать к себе ненужный интерес.
За ночь подмерзли лужи, покрылись по краям паутинкой льда. По куполу зонта крапал холодный дождь. Несмотря на это, прогулка пешком дарила истинное удовольствие. После длительной поездки в карете теперь в коляску и калачом не заманишь. Наездилась на год вперед, спасибо. Топая вдоль балюстрады, Тиса то и дело поглядывала на поражающий четкостью линий канал – зажатую отвесными каменными стенами реку Патву. Так порой и судьба берет нас в тиски и ведет по начертанному, одной ей известному пути. Странно. Ведь если бы не тот случай двенадцатилетней давности на перевале, она могла бы провести в этом городе свою юность. Жить и учиться. Бродить по этим мощеным тротуарам, так же смотреть на воду и красивые дома. Но… это была бы совсем другая Тиса.
Что ж, надо отдать должное изобретательности судьбы – сделав огромный крюк, она все же привела ее в Оранск. Город, лежащий на равнине у подножия горы Орь. Тиса вгляделась в белесую марь, пытаясь разглядеть за черепичными крышами домов очертания этой самой горы. Бесполезно. Должно быть, в ясную погоду ей это удастся, но только не сегодня.
Бережковая уткнулась в Сенную, и Тиса с сожалением отступила от канала и по указке Рины повернула в сторону центра. Всего два квартала, и она оказалась на Боровой, центральной широкой улице города. Трехэтажные дома здесь тесно льнули друг к другу, будто спасаясь от зябкости. Вывески призывали посетить всевозможные лавки и заведения. По тротуарам прогуливались фасонисто одетые горожане – мужчины при цилиндрах, женщины в шляпках. Вопреки серости дня дамы несли ажурные зонтики. Тиса остановилась, чтобы пропустить грузчика, выносившего лотки с хлебом из булочной. Улыбнулась, заметив в окне цирюльни дядечку с бородой из пены. В шляпной лавке две девушки спорили, кому достанется чепец с красной лентой.
