– Да ни на чьей. Она про это все и знать не знала. Она ж школярка была, выпустилась да в Москву уехала, в институт поступать. Потом перед первым сентября за вещами зимними домой вернулась и на дискотеку эту злосчастную пошла, где Антоха с Васькой из-за нее сцепились. Они на суде-то слова не сказали, почему между ними ссора вышла, чтобы зазнобу свою не тревожить. Ее и в милицию не вызывали и не спрашивали ни о чем. Конечно, она на каникулы-то домой приезжала, но в зимние вроде в первый год как раз заболела, мать к ней сама ездила. А к лету уж и Ваську похоронили, и вокруг Тохи шум поутих. Так что я даже не уверен, что она в курсе, что все эти, как говорят, разборки из-за нее были. Да и потом сюда она больше не вернулась, мать забрала в Москву жить, так что Антон, когда вернулся, ее уже не видел.
– А что, он так и не женился?
– Нет, – старик пожевал ввалившимися морщинистыми губами. – Все говорил, что другой ему не надо. А раз на этой жениться невозможно, так бобылем и останется. Их тогда обоих сильно на ней переклинило. Васька-то тоже сам не свой ходил, даже у матери ейной фотокарточку выпросил, с которой в армию ушел. Сгинула вместе с ним в войне фотокарточка эта. В общем, любили они ее. Правда любили. Через нее у обоих жизнь-то наперекосяк и пошла. Антоху-то из института выперли, конечно. Не учился он потом больше, не работал. Почитай, и не жил по-настоящему.
– А девушку как звали? – полюбопытствовал Воронов, сам не зная зачем.
– Чудное у нее имя было. Элеонора. Уж зачем ее мать так назвала, председательша наша, я не ведаю. Видимо, потому, что звучало красиво. Так-то для нас всех она была просто Эля. Эля Яблокова.
* * *
Наши дни
Нора
Москва вызывала раздражение. Вообще-то Нора любила город, который привыкла считать родным, но сейчас ее раздражала и внезапно показавшаяся бессмысленной суета на улицах, обилие машин, и вечные пробки, и серое тусклое небо, пропитанное дождем напополам с бензином, и такие же тусклые люди с мрачными, угрюмыми, невыспавшимися лицами.
«Ничего не поделаешь, придется привыкать к Москве заново» – подумала Нора с некоторым даже болезненным удовольствием. Когда все закончится, когда все, что она задумала, будет позади, все, чему суждено рухнуть, рухнет, а все, чему суждено построиться, окажется возведено, она вернется сюда жить. Сюда, в Москву, где все когда-то начиналось. Провинция, конечно, имеет свое очарование, но с нее достаточно. И этого очарования, и тех запутанных, очень сложных отношений, которые она оставит за спиной. Надо же, ее муж объелся груш. А казалось, что они будут женаты вечно, и в самом страшном сне ей бы не приснилось, что он может пойти наперекор ей. Странно это все. Хотя на муже свет тоже клином не сошелся.
Нора потянулась всем телом, ощущая приятную истому в мышцах. Минувшую ночь она провела с любовником, не очень молодым, но совершенно неутомимым. Ну надо же, знала его столько лет, а никогда не думала, что этот плотно сбитый, начинающий лысеть мужик настолько роскошен в постели. Изобретателен, бесстыден, вынослив. За все двадцать с лишним лет семейной жизни ей ни разу не было настолько хорошо с мужем. Что ж, еще один жизненный урок, еще один щелчок по самолюбию. Интересно, а Эллу, которая тоже рассталась с мужем, кто-нибудь трахает? Скорее всего, эта дурочка наложила на себя самовольную схиму. С нее станется.
Нора самодовольно улыбнулась, ощущая свое превосходство над простушкой Эллой. Так было в юности, и так будет всегда. Потому что это правильно. При мысли о ней брови ее недовольно сошлись на переносице. Известие о том, что подруга-врагиня тоже уехала в Москву, было тревожным. Во-первых, чего это ее сюда понесло, когда она должна сидеть на работе и прикладывать усилия, чтобы показать, какая она незаменимая. И вот на тебе, сорвалась с места, отправилась покорять столицу. Или ей на балет захотелось?
Легкая улыбка тронула тщательно накрашенные полные губы. Пристрастие Эллы к балету, лишь усиливающееся с годами, казалось Норе глупостью, нелепой блажью. Но эту чумичку вполне могло понести на какую-то премьеру. Надо посмотреть афишу, чтобы вычислить, куда может отправиться эта дура, чтобы случайно не встретить ее, если самой Норе тоже захочется выйти в свет.
Хотя ей не захочется. Зачем? Если любовник приехал вместе с ней, значит, все самое увлекательное будет происходить здесь, дома. Оглянувшись, не видит ли мама, она погладила себя по высокой груди, ставшей вдруг необычайно чувствительной к прикосновениям. Закрыла глаза, представляя, будто это ЕГО пальцы ласкают ее через тонкий шелк блузки и кружево лифчика. Застонала чуть слышно от пронзившего ее желания. Боже мой, какая она дура, столько лет потеряла на глупую супружескую верность.
И все-таки зачем приехала в Москву Элла? Она должна чувствовать себя плохо. Иначе просто и быть не может. Нора выяснила у сидящей в приемной секретарши, что Элла в последнее время болезненно выглядит. Мол, бледная, и голова у нее кружится. Симптомы были правильные, нужные. Вот только для того, чтобы все и дальше шло по задуманному Норой плану, Элла должна оставаться в их городе и каждый день ходить на работу. Поездка в Москву если и не срывала этот план, то затягивала его реализацию. А это было не нужно и опасно.
Нора снова потянулась, разгоняя кровь по венам. Ну, вернуть Эллу домой дело нехитрое. С этим можно справиться в два счета. Парочка телефонных звонков, и она пойдет в стойло, как послушная выдрессированная корова. Нора сделала зарубку на память – не забыть организовать эти самые звонки. Максимум послезавтра Элла должна уехать из Москвы. Это важно. Такое дело нельзя пускать на самотек. Впрочем, на самотек вообще ничего нельзя пускать, а потому ей самой тоже придется вернуться домой. Маму проведала, на Москву посмотрела, рабочие вопросы решила и назад. Держать все под контролем.
Нора вздохнула. Тяжело все время руководить. Соблазн махнуть на все рукой, забраться с любовником в койку и отдаться на волю чувствам, простым, животным, не требующим участия ума, очень велик, но не получится. Она понимала, что и любовнику нужна только до тех пор, пока есть шанс через нее получить доступ к большим деньгам. Очень большим. Не будет у нее денег, и любовник бросит ее тут же, уйдет, не оглянувшись. Нора была достаточно цинична, чтобы это понимать. Все рассказы о неземной любви и внезапно вспыхнувшей страсти – для наивных дурочек типа Эллы.
Конечно, на этом мужике свет клином не сошелся, но и любому другому она в ее возрасте будет нужна только вкупе с деньгами и никак иначе. А этот уж больно хорош. Нора снова погладила себя по груди, вызывая в памяти картинки ночного безумства, чуть сильнее сжала пальцы, снова застонала, ощущая, как горячая волна заливает низ живота. Господи, да когда же он уже вернется с какой-то дурацкой, так не вовремя назначенной встречи. Мама, конечно, не поймет, если они посреди белого дня запрутся в спальне, но Норе уже много лет было совершенно безразлично, что именно подумает мама.
Ожидание было настолько мучительным, что Нора усилием воли переключила свои мысли на другую тему, неприятную, почти болезненную. Желание сразу пропало, как будто унеслось мутным внутренним потоком. Что делать с дочерью? В последний месяц Нора физически ощущала, как тает последняя близость между ней и ее девочкой. Ее кровиночкой. Ее продолжением.
