В дверь позвонили. Саша отвез Анну Сергеевну с сестрой и явился к Косте.
— Надо собрать. — Он показал на ящичек с инструментами, который держал в руках.
— Что собрать? — не понял Костя.
— Кроватки, коляски.
— Тебя Самойлова прислала? — поинтересовался Костя.
— Сам, — обронил Саша.
Костя планировал сделать эту работу завтра с утра и опять просчитался — даже вдвоем с Сашей, который был гораздо мастеровитей, — они провозились почти пять часов. Распаковывая коробки, изучая чертежи, собирая конструкции, они перебрасывались редкими фразами. Вторая кроватка сложилась быстрее первой, но с пеленальным столиком, который был частью стеллажа с полочками и ящичками, и прогулочной коляской провозились долго, потому что инструкции к ним были на китайском языке. Закончив, немного прибрались, и все равно в комнате было не повернуться от коробок, пакетов, свертков. Неужели двум маленьким человечкам требуется столько вещей? Сложили все в угол — Вера потом разберется. Костя пригласил Сашу поужинать.
— Выпьешь рюмку коньяку? — спросил он на кухне.
— Можно, — кивнул Саша.
Он вымыл руки и чинно сидел за столом, не суетился, не предлагал Косте помощь. Ели пельмени, Костя десятый день питался пельменями.
— Саша, у тебя дети есть? — спросил Костя.
— Угу, два пацана. — Казалось, Саша говорит не разжимая губ.
— Ну и как ты смотришь на их воспитание?
Костя спросил ради поддержания беседы, но ответ Саши его поразил.
— Бить их надо.
— Вот как? И часто ты своих пацанов ремнем наказываешь?
— Два раза.
— Два раза на день? — уточнил Костя. — Или в месяц?
— Всего два раза.
— Интересно. Расскажи!
То ли рюмка коньяку помогла, то ли тема была близка Саше, но он разговорился.
— Будильник пропал. Неделю все искали. Пацаны тоже искали, говорили — может, спер кто случайно из друзей. А потом я нашел за шкафом — разобрали на винтики и спрятали. Выдрал их. Если бы не выдрал — снова бы врали.
— А второй случай? — допытывался Костя.
— Бабка пенсию получила, они у нее из кошелька деньги стащили. В парк Горького ездили на каруселях кататься, мороженое есть. Не признавались. Побил — признались. Больше не воруют, слово дали. Себя вспомните: мальчишка — он как волчонок. Не больно — значит, можно. Больно, страшно — запомнил на всю жизнь.
— Да, — протянул Костя, — ты у нас прямо Макаренко. Но мои-то еще маленькие, десять дней.
— Бить рано, — согласился Саша. — Только когда подрастут и начнут врать на пробу. Тут их и надо приложить.
— Я тебе честно скажу, — Костя выпил еще коньяку, Саша от второй рюмки отказался, — я их даже боюсь: маленькие, хрупкие, и впереди еще целый хоровод проблем. Вот если бы у тебя сейчас не было детей, тебе бы проще жить было?
— Без них? — удивился Саша. — Конечно легче. Удавиться, но не жить. Сын заболел — я каждый день в церковь заезжал. Ни одной молитвы не знаю, пялился как дурак на иконы. А сказали бы — убей, убил бы хоть папу римского.
— Да, я понимаю, — проговорил Костя.
— Не, еще не понимаете. — Саша улыбнулся чуть покровительственно. — Ну, я пошел. Спасибо. Если что, обращайтесь.
— Это тебе спасибо, старик, — говорил Костя, провожая водителя, — выручил.
— А то! — попрощался Саша.
Костя убрал на кухне. Заглянул в бывшую гостиную, которая с завтрашнего дня превратится в детскую. Представил себе, как он ставит в угол или лупит ремнем собственных детей, — и рассмеялся: берегитесь, ребята!
Глава 5
Анна прилетела из Женевы и, не заезжая домой, отправилась в центр. Среди производственных проблем затесалась и одна личная — заведующая отделением физиотерапии сообщила, что Татьяна уже пять дней не приходит на процедуры. Галина Ивановна, которой Анна позвонила с работы, призналась, что Татьяна и дома не ночует: попросила Галину Ивановну Анне ничего не говорить, а сама сгинула. В Донецке ее тоже не было — Анна разговаривала с Василием. Чтобы не напугать его, сделала вид, что это рядовой звонок — как дела, самочувствие, не приедет ли Володя на каникулы в Москву. Вася поинтересовался здоровьем жены и робко посетовал, что она редко звонит.
Куда могла подеваться сестра? Подобные выходки совершенно не в ее характере. Хотя бросок в семью алкоголиков — этого от Татьяны тоже никто не ожидал. После первого курса лечения в Москве она, кажется, одумалась — вернулась к мужу, помирилась с сыном. Татьяну поразило, что за время ее отсутствия пропитого, но сохранившего остатки былой удали Сашу, вместе с его больными и порочными детьми, подхватила другая женщина. Богат наш край на одиноких сердобольных дур. Она, говорила Татьяна, словно увидела себя со стороны — и ужаснулась.
Анна давно уговаривала сестру переехать в Москву. Володю бы перевели в Бауманский университет на платное отделение, Вася — он куда угодно за Таней поедет, и ей найдется работа в школе, учителей всегда не хватает. Почти уговорила. Планы строили: Анна покупает новую большую квартиру, а эти остаются им — трехкомнатная Тане и Василию, двухкомнатная Володе, когда женится. В нынешний приезд Тани как раз и думали все детали обсудить, а заодно и повторный курс физиотерапии пройти.
И вот теперь она исчезла. Может быть, Вера что-то знает?
— Только то, что она уезжает на несколько дней из Москвы, — сказала Вера. — Просила передать тебе, чтобы ты не беспокоилась.
— Но куда, с кем? — недоумевала Анна.
— Этого я тебе не могу сказать. Верины слова Анна поняла как “не знаю”.
Если бы она догадалась, что имелось в виду “обещала не говорить”, — вытрясла бы из Веры правду и подготовилась бы к тому потрясению, в которое сестра вогнала ее, заявившись домой поздней ночью.
Татьяна впорхнула в квартиру, разбудила Анну и кинулась целоваться-обниматься.
— Где ты шлялась? — набросилась на нее Анна.
— Не поверишь! Я была на Ка-на-рах!
— Где? — опешила Анна.
— Ань! Ты помнишь рекламу “Баунти”? Шоколадок кокосовых? Там мужик ныряет в воду необыкновенного бирюзового цвета. Я думала — подсветка. Аня! Она в самом деле такого цвета! Умереть и не встать, как говорят мои ученики. Плаваешь, будто в аквариуме. Справа косяк полосатых рыбок, слева неоновых, впереди в крапинку, кораллы, водоросли, морские звезды, ежи…
— Какие ежи? Что ты несешь? Где ты была?
— Я тебе русским языком говорю — на Канарских островах. Я вам всем в подарок бермуды привезла — вроде, ситцевых семейных штанов веселеньких расцветок. Вот, посмотри. — Татьяна повернулась на одной ножке. — Какой там пляж, солнышко, а кухня! Здорово я загорела?
