Я работала в «Вествинде» до конца ноября, а учеба в колледже должна была начаться только в январе. Во время этого перерыва у меня не было никакой цели. Я отправилась на север Калифорнии, чтобы погулять среди секвойевых
[77] деревьев, надеясь отвлечься от того, что произошло с Люком. С легким сердцем я написала электронные письма друзьям и матери, в которых подробно рассказывала, что им нужно будет сделать с моим телом (и моим котом), если я вдруг погибну на горных тропах.
Заселилась я в «Хостел Редвуд», старый дом, стоявший на неровной береговой линии Северной Калифорнии. На следующий день я села в автомобиль и отправилась на поиски тропинки, по которой бродила несколько лет назад, но по какой-то причине не могла ее обнаружить. Катаясь вперед и назад по шоссе, я все никак не могла найти въезд. Вдруг моя растерянность сменилась яростью: я со всей силы надавила на педаль газа и на полной скорости понеслась к краю скалы. В последний момент я развернула автомобиль, тем самым избежав падения с обрыва. Пытаясь восстановить дыхание, я удивилась своей злости. Никогда ранее я не была склонна к вспышкам ярости и уж точно ни разу не пыталась сброситься со скалы.
Взяв себя в руки, я остановилась спросить дорогу у паркового рейнджера
[78], который показал мне, куда нужно свернуть. На тропинке я была одна. Оказавшись под куполом высоких священных деревьев, некоторым из которых было более тысячи лет, я ощущала их древнюю мудрость, пока спускалась с холма. Достигнув его подножья, я поняла, что пришла сюда умереть. Вообще я сознательно не планировала это сделать. Однако, написав всем прощальные электронные письма и указав, как хочу поступить со своим телом, я носила с собой в рюкзаке средство, которое помогло бы мне покинуть этот мир. Двадцатью минутами ранее я неслась к краю скалы, потому что злилась на себя за свою жалкую беспомощность, тем самым разрушая святость своего последнего дня.
Черт возьми, я чувствовала себя обманутой. Культура существует, чтобы давать ответы на главные вопросы человечества о любви и смерти. Когда я была совсем юной, культура дала мне два обещания. Первое заключалось в том, что общество знает, что лучше для человека, а лучшее – это держать смерть в тайне. Это обещание было нарушено в «Вествинде», который, как я поняла, тоже участвовал в глобальном спектакле по утаиванию смерти. Теперь, когда я осознала, как общество упорно отрицает факт человеческой смертности, я не могла перестать об этом думать. Мне хотелось успокоить свой мозг, остановить его непрерывающиеся размышления о вопросах смерти. Я чувствовала себя Мучукундой
[79], мифическим индийским царем, который попросил у одного из богов в награду за победу над демонами вечный сон. Смерть для меня была похожа на бесконечный сон. И я мечтала о нем.
Второе обещание, данное мне популярной культурой, заключалось в том, что каждая девушка обязательно встретит свою настоящую любовь. Я не верила в то, что являюсь рабом популярной культуры (спойлер: я им была). Вместо этого я считала, что меня с Люком связывает рациональная, но при этом пылкая связь. Однако я ошибалась по поводу всего. Оба обещания, данные мне культурой, были нарушены, а мои сети смыслов порваны. Я больше не могла опираться ни на одно из своих представлений о мире.
В течение, как мне казалось, нескольких часов никто не появлялся. Это была известная тропа среди туристов, но сегодня на ней не было ни души. Я сидела прямо на ней и размышляла, стоит ли мне пойти в лес. Если бы я пошла туда, то последовала бы примеру художника Пола Гогена
[80], который пытался покончить с собой, приняв мышьяк в горах Таити. В то время он только что закончил работу над одной из наиболее выдающихся своих картин «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?». Гоген надеялся, что люди не найдут его тело, и его съедят муравьи. Он так старался умереть, что принял слишком много мышьяка, из-за чего его тело отвергло яд, и художника вырвало. Он очнулся, побродил по горам и прожил еще шесть лет.
Как и Гоген, я хотела, чтобы животные поглотили мое тело. В конце концов грань между телом и падалью очень тонка. По сути, я была таким же животным, как и другие существа в том секвойевом лесу. Оленю не нужно ни бальзамирование, ни герметичный гроб, ни могильный камень. Он может лежать там, где он умер. Всю свою жизнь я ела других животных, а сейчас мне хотелось предложить им себя. Наконец природа доберется и до меня.
Оводы чувствуют запах падали с расстояния 16 км. Велика вероятность, что они первыми появятся на пиршестве, отложат яйца на моем теле, и всего через сутки из них возникнут личинки. Новорожденные личинки будут пробираться внутрь моего трупа, не обращая внимания на начало процесса разложения. Эти удивительные создания способны дышать ртом и есть им одновременно.
Если вас интересуют другие, более почетные гости на пиршестве, могу рассказать о белоголовом орлане, символе Америки. Это падальщики, которые никогда не упустят возможности полакомиться мертвечиной. Своими острыми клювами они будут отрывать куски моей плоти и уносить их с собой в небо.
Мое тело в лесу также может привлечь бурого медведя. Эти всеядные животные охотятся на рыб и даже молодых лосей, но они не откажутся и от мертвого тела, которым я стану.
После того как животные съедят мою плоть, прибудут последние гости – кожееды. Эти непримечательные насекомые едят шерсть, перья, мех и, в моем случае, сухую кожу и волосы. Они поглотят все, кроме костей, оставив в лесу неопознанный белый скелет.
Так разложение моего тела превратится в банкет. Мой труп будет не отвратительной гниющей массой, а источником энергии, испускающим молекулы и создающим новые существа. Осознание того, что я стала крошечной спицей в колесе экосистемы, было бы для меня очень приятным.
Мы все понимаем, чем закончилась эта история. Несмотря на свой страх перед жизнью, я решила не умирать.
Во время работы в «Вествинде» я была одинока, но, как Крис цеплялся за 35-летние кокосы, так и я держалась за своих друзей. Они не жили в Сан-Франциско или Лос-Анджелесе, но существовали, как и мои родители, которые отчаянно меня любили. В тот момент я не задумывалась о ценности своей жизни, но и не хотела обрекать их на неопределенность, которую я испытывала много лет назад, пытаясь угадать, что стало с той маленькой девочкой, упавшей в торговом центре.
Выйдя из леса, я очутилась на великолепном поле диких цветов, оттенки которых были ярче, чем я когда-либо могла себе представить.
