— Ты, кажется, в хороших отношениях с тем… существом. Не понимаю, как ты можешь общаться с этими отбросами. Они даже не знают, как зовут богов, не говоря уже о том, как им правильно поклоняться.
— Красота скрывается в самых неожиданных местах, — ответил Олеандр. — Я некоторое время пытался воспроизвести подвижный радужный узор на их коже. Среди последователей Блистательного немало тех, кто готов убить за такое. К сожалению, локсатли недолго живут после того, как снимешь с них кожу, а когда они умирают… увы. — Он покачал головой, — Говорят, что на подобных разочарованиях и строится знание.
— Кто говорит?
— Какая разница? — ответил Олеандр, глядя на Саккару.
— Мне просто интересно, — сказал Саккара, посмотрел вверх и пробормотал что-то. Олеандр почувствовал холод.
— Что ты сейчас сделал?
— За нами следят. Я отправил собственного шпиона наблюдать за наблюдающим.
— Ты принес с собой демона? — удивился Олеандр и тоже поднял голову, выискивая шпионов. Он подозревал, что знает, кто они, но не хотел портить сюрприз и делиться этой информацией. Они и так скоро себя покажут.
Саккара посмотрел на него и постучал по одной из склянок для демонов, висящих на броне. Олеандр заметил, что та пуста.
— Я всегда их с собой ношу. Они питаются злобой, а ее у меня в избытке.
Настала очередь Олеандра удивленно смотреть на собеседника. Фраза подозрительно походила на результат самоанализа, который у него совсем не ассоциировался с фанатиками вроде Саккары.
— Правда?
— Разумеется. Если хочешь тягаться с нерожденными, злоба должна тебя переполнять, — с набожным видом ответил Саккара. — Тебе нужны сердце, полное злобы, разум, полный ненависти, и железная воля. Именно эти три качества лорд Эреб описал в своем эпохальном трактате…
Олеандр поднял руку, сдаваясь.
— Я понял, спасибо.
— Ты ведь боишься их, я прав? — спросил Несущий Слово.
— Я осторожен.
Саккара улыбнулся.
— Они так не думают. Они говорят, что ты волнуешься.
Рука Олеандра опустилась к мечу.
— А они говорят, из-за чего?
— Пока нет, — отвел взгляд Саккара.
— Сообщи мне, когда скажут. Пора связываться с остальными. Нам еще ксеноса ловить. — Он активировал подкожный вокс и произнес: — Если кто-нибудь слушает, мы напали на след.
— Хорошо. «Сорокопут» уже в пути. Направляемся по твоим координатам.
Олеандр отключил связь и посмотрел на Саккару.
— Идем. Юпикский квартал в той стороне.
— Что это за улица Снов, которую ты упомянул? — спросил Саккара, когда они стали пробираться через толпу на улицах, — Звучит по-декадентски.
— Она может быть и декадентской, — ответил Олеандр, — Смотря какой сон. Местные торговцы продают их. Кошмары в том числе. И покупают, если хочешь продать. Я знаю одного воина из Третьего, который обменял свои воспоминания об апофеозе Фулгрима на сон про миграцию хрудов. Другой продал свой последний сон об Императоре-трупе за кошмар с пытками в Темном Городе.
Саккара фыркнул:
— Плохая сделка.
— Вообще-то, я считаю, что остался в плюсе. Я собираюсь когда-нибудь посетить Коммораг. Там можно многое узнать и ощутить — если, конечно, желудок выдержит, — Увидев выражение лица Саккары, Олеандр рассмеялся: — Держи своих демонов наготове, они могут понадобиться.
Улицы города расширялись и сужались без какого-либо принципа или логики. Город умирал, как и сама Грандиозная, разрушаясь на протяжении веков, а не дней или недель. По улицам бродили призраки — безжизненные сгустки душевного огня, собирающиеся вокруг киосков и палаток. При приближении космодесантников Хаоса они разлетались, как испуганные птицы.
— Вон там, — сообщил Олеандр и указал на отдельно стоящую каменную арку, нависающую над улицей. Она была завешана сломанными мечами и обломками брони, — Добро пожаловать на улицу Снов, — объявил он, когда они прошли под ней.
— Она выглядит так же, как все остальные улицы в этой дыре, — бросил Саккара. Он пригнулся, уклоняясь от подвесной железной клетки, в которой нечленораздельно выло и стучало по прутьям порождение Хаоса. Между складками переливающейся гниющей плоти проглядывало что-то, похожее на остатки багровой силовой брони.
— Внешность бывает обманчива. Говорят, что боги здесь особенно сильны.
— Мы возле Ока, Олеандр. Есть ли здесь места, где боги не сильны? — ответил Саккара, продолжая разглядывать тараторящее порождение.
— Я лишь делюсь народной мудростью, Саккара, — сказал Олеандр, — Незачем превращать это в дебаты.
— Догма — как жесткое мясо. Ее надо хорошо разжевывать. Так говорит Кор Фаэрон в своем семьдесят втором послании, — ответил Саккара. — Интересно, кем он был?
Олеандр посмотрел на лопочущее существо.
— Кем-то, кто не имеет значения, — сказал он. Только слабаки или глупцы позволяли себе дойти до такого. Богов следовало держать на расстоянии вытянутой руки, если не хватало ума с ними обращаться.
— Для богов все имеют значение. В каждом человеке хранится семя будущего величия, которое лишь ждет возможности пустить корень и расцвести.
— Ты говоришь как главный апотекарий.
Саккара обернулся к нему:
— Даже в нем есть это семя.
— Поэтому ты до сих пор его не убил?
Саккара коснулся груди.
— У меня есть на то множество причин, сибарит. Но это одна из них, да. Когда демоны говорят, мудрые люди слушают, чтобы отделить правду от лжи.
— И что же демоны говорят о нашем повелителе?
— Что он слишком долго ходит на свободе. И что скоро его усмирят. — На покрытом шрамами лице Несущего Слово возникла кривая улыбка. — С нетерпением жду этого дня и возможности этому поспособствовать. — Он вдруг напрягся, — Посмотри туда.
Олеандр оглянулся.
Впереди сквозь толпу скользили изящные существа в оранжево-золотой броне. Даже в такой разнородной толпе эльдары узнавались без труда. Ни одна другая раса не умела двигаться с таким непринужденным, надменным изяществом, с таким скрытым презрением к окружающему миру.
— Покупают сны и наркотики, как Фот и говорил, — сказал Олеандр, смотря, как один из ксеносов подходит к киоску.
— Они побегут, как только нас заметят, — предупредил Саккара.
— На то и расчет, — ответил Олеандр. Он скинул капюшон и распахнул плащ, чтобы стала видна броня. Толпа расступилась. Олеандр уловил запах их страха, оказавшийся на удивление приятным. Легионерские войны закончились, но у обитателей регионов вокруг Ока была хорошая память. Он обнажил меч и запел. В песне не было слов, насколько ему было известно. Он узнал ее одним прекрасным вечером от комморагской гладиатриссы. Ее мозг был пропитан болью и сожалением, и его душа затрепетала при воспоминании об этом вкусе.
