— Кажется, Николы, — ответила она, смотря, как Гулос сносит голову рабу, замотанному в колючую проволоку и цепи, — В нем есть скрытые глубины. В отличие от Гулоса.
Шум, вырывающийся из эфира в реальность, бился в безжалостном ритме. Какофоны вопили в унисон, и костяные стены аудиториума проминались и шли трещинами от их криков, а стоявшие рядом рабы в экстазе падали замертво. Савона закрыла глаза.
— Неплохая мелодия.
— Согласен, — ответил Олеандр и посмотрел на нее, — Ты собиралась вмешаться?
— Во что? — лениво отозвалась она.
Он перевел взгляд на Гулоса. Она рассмеялась:
— Нет, кузнец плоти. Можешь сам убить его, если хочешь. Мне же меньше забот. — Она провела когтем по его наручу, — А потом мы с тобой разрешим собственные разногласия.
— И победитель получит все, — сказал Олеандр.
Савона опять засмеялась. Этот звук резанул по ушам, как скрежет металла по металлу. Олеандру хотелось прикончить ее здесь и сейчас, но нельзя: по одному врагу за раз. Он направился к сцене.
Гулос снес голову последнему рабу и повернулся, когда Олеандр приблизился.
— Я все думал, когда ты сюда просочишься, кузнец плоти. И надо же, ты не стал прятаться за Байлом, хотя только благодаря ему пережил прогон.
Олеандр окинул взглядом первого из Узников Радости. Когда-то Гулос Палатид был красив. Он был красив и сейчас, но лишь издалека, и походил на статую, подточенную временем, измаранную бессчетными трещинами и изъянами. Его лицо могло показаться и прекрасным, и уродливым — в зависимости от угла зрения.
— Я лишь хотел засвидетельствовать тебе свое почтение, как полагается четвертому из Узников Радости, — сказал Олеандр, поднимая ладони, как в молитве.
Гулос рассмеялся:
— С чего ты взял, что ты четвертый?
— Определил методом исключения. Савона вторая. Мерикс третий, Никола недостаточно амбициозен для четвертого, а Лидоний не всегда понимает, где в данный момент находится, — ответил Олеандр, кладя руку на рукоять меча. — Не волнуйся, я не настолько глуп, чтобы добиваться позиции первого.
— Нет. Для этого тебе придется драться и с Савоной, и с Мериксом, — сказал Гулос, спускаясь с дрожащей сцены. При движении с его брони сползали куски рабов, но его это, похоже, не беспокоило, — Кстати, как Мерикс? Я видел, как ты с ним разговаривал.
— Он измотан.
Гулос фыркнул:
— Он слаб.
Олеандр отвернулся.
— Если планируешь его убить, сделай это быстро. Хотя бы это он заслужил.
— Мне кажется, или я слышу в твоем голосе жалость?
— Не жалость, а уважение. Он наш брат.
— Брат — это кто-то равный, Олеандр. У меня братьев нет, — ответил Гулос, — Когда-то были, но я их убил. Во всей Галактике мне нет подобных, а когда это предприятие закончится, я поднимусь еще выше. — Покосившись на Олеандра, он добавил: — Меня только ты беспокоишь.
— Я? — переспросил Олеандр и одновременно выхватил из ножен меч. Толпа отпрянула, освобождая пространство. Гулос уклонился от удара, прогнувшись назад так, словно у него не было костей, резко выпрямился, и его клинки устремились вперед, пока не скрестились у самого горла Олеандра.
— Ты промахнулся, — сказал Гулос, — Ты слишком медленный, апотекарий. Занимайся своими ядами и слабительными, а фехтование оставь настоящим воинам.
— Как скажешь, брат, — ответил Олеандр. Он знал, что Гулос пока не станет его убивать, а с такого близкого расстояния можно было получше рассмотреть трещины на его горжете. После веков починки и золочения керамит ослаб на спайках. Стал уязвимым. Его можно было пробить одним ударом, и если все сделать точно, смерть не заставит себя ждать.
Гулос оттолкнул его, вложил клинки в ножны и усмехнулся:
— Ты для меня — всего лишь источник раздражения, Олеандр. Никогда об этом не забывай.
— Честное слово, каждый день вспоминаю, — ответил Олеандр, продолжая размышлять об уязвимости. Годы ушли на то, чтобы убедить Гулоса в его собственном превосходстве. Первый из Узников Радости был абсолютно уверен в том, что он сильнее. Что у него нет слабостей. И Олеандру нужно было, чтобы Гулос продолжал так думать до тех пор, пока не придет время от него избавиться.
Гулос засмеялся и похлопал его по плечу:
— Продолжай в том же духе.
Олеандр проводил его взглядом. Рабы разбегались перед Гулосом, как мальки перед акулой. Даже Дети Императора отходили в сторону — не из уважения к его рангу, а чтобы не быть в зоне досягаемости его клинков. Если Мерикс был наивен и сломлен, то Гулос — надменен и опасен. Оба они были слабы, но по-своему. Из них двоих Олеандр предпочитал Мерикса.
Гулос, как и Блистательный, был частью болезни, поразившей Третий. Пока он и ему подобные будут командовать, Дети Императора останутся расколотым легионом. Годы в глуши заставили его это осознать. Око было безумно само и сводило с ума всех, кто в нем жил. Но безумие можно было приспособить под себя и даже контролировать. Для этого нужно было лишь отдать власть в правильные руки и вырезать рак, поразивший элиты.
На самой периферии зрения что-то блеснуло. В толпе висела серебристая маска. На пределе слышимости раздался смешок. Стоявшие рядом рабы бросились в стороны, как испуганные птицы, но Дети Императора, продолжающие наблюдать за оглушительным представлением шумодесантников, ничего не заметили. Рабы были слабыми существами и легко пугались. Вокс Олеандра вдруг завыл от резонанса, и в этом вое послышался обрывок песни.
Он повернулся и вгляделся в толпу. Они были здесь, на корабле, в самом сердце вражеских сил. В прошлом он решил бы, что это невозможно, хотя и слышал рассказы о партизанских налетах на демонические миры и засадах в самых темных глубинах Ока, куда смели ступать лишь нерожденные. Но не теперь. Теперь он знал правду.
В прошлый раз все началось так же. С шепотов в толпе. С голосов в темноте. С теней в чреве зверя.
— Осторожно. Я знаю, что ты здесь, Идущая под Пеленой, — тихо сказал он.
«Может быть. А может, мы демоны, апотекарий».
Эта вокс-частота была частной, предназначалась только для него. Эльдары были умными и жестокими созданиями, но предпочитали не рисковать.
— Или же я просто сошел с ума. Теперь еще один апотекарий будет коллекционировать голоса наряду с кровью и плотью.
Он опустился на колено рядом с останками убитого Гулосом раба и взял образец крови.
Как и следовало ожидать, кровь была густой и грязной. Команду рабов регулярно разбавляли новыми партиями, но большинство все же поступало с нижних палуб. Они плодились там, в темноте, как крысы, и проживали короткие, тяжелые жизни, нередко обрывавшиеся во вспышке насилия. Века кровосмешения и излучения от Ока плохо сказывались на качестве породы, и среди них было много мутантов, но иногда из них можно было сделать что-нибудь интересное. Он как раз искал подходящих рабов, когда наткнулся на арлекинов. Или они его нашли. В самом низу, в неизведанной темноте.
