— Осторожно Саккара, а то Байл тебя услышит и решит взорвать твою бомбу пораньше, — сказал Олеандр, постучав Несущего Слово по груди.
— Не решит. Ему нравится за мной наблюдать. Я — живое подтверждение его силы, свидетельство его таланта, — ответил Саккара и покосился на него: — И в отличие от тебя, я полезен. И почему только он тебя пощадил?
Корпус корабля задрожал под ногами. Похожая на вены проводка по краям плит налилась чернотой. Ближайшие поросли ворсинок заизвивались сильнее прочих, словно взбудораженные обширной вибрацией. Олеандр переключился на общий канал:
— Мы на месте, — сказал он.
Обитель шума представляла из себя высокое строение в форме изогнутого клина с таким количеством позолоты, что на нее, должно быть, ушла дань от целой системы. Состояло оно из потрескавшейся стали и того полуорганического вещества, которое местами покрывало корпус «Кваржазата». Тут и там позолоту пятнали беззвучно кричащие, бешено вращающие глазами лица. Олеандр слышал, что они назывались духобалянусами и были останками душ, которых когда-то сожрали, переварили и отрыгнули демоны; теперь они липли ко всему, что сквозь них проходило.
От линии корпуса под крутым углом поднимался гигантский люк, украшенный телами сервиторов, которые давно заиндевели и мумифицировались под воздействием космоса. Их оптические сенсоры до сих пор поблескивали, а проломленные головы поворачивались к приближающимся апотекариям.
Байл взглянул на Олеандра:
— Что теперь? Как нам войти?
— Можно постучать, — ответил Олеандр.
— Отлично. — Байл вышел вперед, поднимая посох и чувствуя, как разливается по телу его темная энергия. Но не успел он ударить по люку, как запоры отъехали в сторону и уплотнитель смялся. Люк ушел в стену, открывая взгляду лестницу, покрытую инеем и дрожащими ворсинками.
Когда они начали спускаться, в воксе затрещали помехи, а люк захлопнулся позади с такой силой, что настенные пластины задрожали в креплениях. Над головой висел полог из переподключенных силовых кабелей и когитаторных проводов, и мелкие безволосые существа ползали среди них или висели на отошедших пластинах и вырванных крепежах.
— Население Обители Шума, — пояснил Олеандр, когда одно из бледных существ с пронзительным визгом перебежало им дорогу, громко топая по ступеням. Оно было меньше человека, с грудью колесом и странными металлическими наростами на коже. Другие существа последовали за ними, карабкаясь по пологу или вдоль стен. Эхо их воплей было похоже на помехи.
— Увеличенный объем легких и утолщенная дерма, — заметил Арриан, — Модификации для жизни в пустоте?
— Адаптации для жизни в пустоте, — отстраненно поправил его Байл. — Эти существа родились такими, а не были модифицированы, — Он покосился на Олеандра: — Верно, Олеандр?
— Когда какофоны решили поселиться здесь, они привели с собой рабов, — ответил Олеандр. — Это их потомки. Я слышал, что они на этой палубе повсюду. В варпе творятся странные вещи.
Он вдруг вытянул руку и стащил одну тварь со стены. Та забилась и защелкала непропорционально большими челюстями. Олеандр взял у нее образец тканей, после чего размозжил ей голову об пол и бросил тело за спину. Остальные твари жадно накинулись на бьющийся в конвульсиях полутруп, позабыв о чужаках на своей территории.
Лестница заканчивалась внутренним люком. Он был открыт, а раму покрывали копоть и широкие царапины. Изнутри неслась чудовищная какофония, от которой воздух едва не кипел, а звуковые сенсоры в шлемах издавали неприятный шелест.
За люком раскинулась сама Обитель шума. Палубу полностью распотрошили, превратив в яму, через которую тянулись мостики. Стены переделали таким образом, чтобы они отражали и усиливали идущие изнутри звуки, сделав из зала гигантский резонатор. Открытые топливные ячейки трещали от странной энергии, а на верхних уровнях несущего каркаса скакали или сидели на корточках все те же рабы-дикари, вопящие вместе со своими повелителями.
По залу в агоническом танце кружились клочки демонов, не способных до конца материализоваться под напором звука, который наполнял Обитель шума бесконечным эхом.
— Любопытно, — сказал Байл.
— Что теперь, повелитель? — спросил Олеандр. Замки на его броне предупреждающе скрипели. Силовая броня могла выдержать почти все, но то, что творилось за люком, могло расколоть даже керамит.
— Теперь мы войдем, — ответил Байл, — Обитель Шума ждет нас.
Звук походил на зверя в клетке. Он терзал воздух и бился в стены, которые удерживали его взаперти. Он вздымался и опускался волнами рыка, пульсируя то громче, то тише. На широких мостиках, пересекающих гигантский зал, стояли или лежали сотни какофонов. Они пели, играли и кричали, и сама сущность атмосферы менялась под силой этих звуков. Самая большая группа стояла прямо напротив входа и вопила в унисон. Остатки смотрового окна дребезжали от психосонического оружия.
Байл направился вперед, ведя за собой Олеандра и остальных, и, невольно заинтригованный, принялся рассматривать какофонов. В начале Ереси вдохновение было частым его гостем. Голову переполняли идеи, а поблажкам со стороны командиров не было конца. В те дни он создал множество шедевров из плоти и крови, пусть им в целом и недоставало изящества. Порой он тосковал по тем временам безрассудных экспериментов, когда еще не знал о своем призвании. Он считал себя художником, а на самом деле был лишь ремесленником.
Оригинальных какофонов он не встречал уже давно; эти были какой-то новой породой, созданной без его участия, но разглядеть в них элементы его прошлой работы не составляло труда. Условно все шумодесантники были результатом тех первых примитивных операций, которые он провел по приказу Фулгрима, и ему приятно было видеть, что плоды его трудов живут, переходя от банды к банде, от воина к воину, словно тайное знание времен Древней Ночи.
Рабы на мостиках при виде них бросались прочь, не переставая кричать. Они были повсюду, даже висели на нескольких шумодесантниках, а некоторые громко дрались друг с другом у ног равнодушных хозяев — по-видимому, доведенные какофонией до исступления.
Байл вышел вперед. Холод тьмы обжигал даже сквозь доспехи, но ему нравилось это ощущение. Ничто не бодрило так, как ледяная, абсолютная пустота между звездами. Она помогала взглянуть на свои проблемы с другой стороны.
Байл активировал вокс и стал сканировать частоты, пока не нашел одну, не забитую помехами.
— Братья. Мелодия изменилась, но я все равно узнаю ее.
Ближайшие шумодесантники одновременно замолкли и повернулись. Их силовая броня была размалевана так ярко, что от нее резало в глазах. Таков был досадный побочный эффект сенсорной аугментации: перенапряженные органы чувств воспринимали только самые кричащие оттенки и узоры. Силовые кабели, воздушные шланги и провода вокса покрывали вычурные доспехи, словно табарды. У одного в броню были вбиты сотни золотых монет, у другого была накидка из сшитой плоти.
