– А люди не любят, когда о них слишком много знают, – эхом отозвался профессор, – а в состоянии гипноза человек может поведать такое, о чем он даже сам не смеет себе признаться!
– Ха-ха! – сычом хохотнул Нарымов. – Может, примем уважаемого Леонида Осиповича в штат? – обращаясь к старшине, позволил он себе пошутить. – Представляешь?! И не надо никаких специальных методов проведения дознания и следствия. – При этих словах профессору стало жутко. Его улыбка осенним пожухлым листом слетела с уст. Сразу расхотелось продолжать разговор.
В приватных беседах с друзьями Стравинский много слышал об успехах ОГПУ-НКВД. Косвенным образом эти успехи отразились и на его личном благополучии. Многие научные оппоненты, придерживавшиеся иных точек зрения, теперь могли отстаивать свои взгляды в самой гуще народных масс. Заведование кафедрой, клинику, а затем и звание академика он получил после отъезда нескольких светил научного мира на лечение за границу, где им, по-видимому, становилось все хуже и хуже, поскольку возвращаться на родину в ближайшие годы они не собирались.
Наконец поездка завершилась. Машина остановилась перед железными челюстями ворот. Двумя грозными Церберами над приехавшими посетителями возвышались столбы, густо увитые проводами сигнализации.
– Дальше нам лучше пройти пешком, – предложил профессор. Расторопный старшина быстро выскочил из автомобиля и открыл задние двери. Выпустив мирно беседующих спутников, он наклонился к приборному щитку и, дважды нажав пальцем на штуцер прикуривателя, незаметно отключил записывающее устройство. Старшина хорошо знал, чем он рискует, но и ясно представлял, что ожидает его в случае успеха. В последние месяцы контроль над деятельностью Нарымова резко усилился. Курация была негласной.
Вся личная жизнь майора, не говоря о служебной работе, находилась на предметном стекле наблюдения. Артистка из Мариинского регулярно сообщала об их встречах в нерабочее время. Старшина Приходько докладывал о контактах в командировках. Вся входящая и исходящая документация тщательно просматривалась. Уборщицы, повара, дневальные, водители – все являлись агентами.
Тайная служба во все времена, во всех империях была на очень высоком уровне. К тому же техническое оснащение секретных служб достигло небывалых высот. Но человеческий фактор по-прежнему оставался на ведущем месте. Старшина Приходько был одним из этих человеческих факторов.
* * *
– Что за галиматья?! – раздраженно воскликнул Нарымов, ознакомившись с несколькими историями болезни, которые растрепанными желтыми цыплятами теперь беспомощно лежали на столе. – Одна чертовщина какая-то. – У него опять заболела голова, то ли от медицинской терминологии, то ли от кажущейся неразрешимости проблемы. Как и, главное, где искать врагов, если даже их внешний облик пострадавшие описывают по-разному. Опять захотелось послать все к чертям.
– Я так понимаю, ни в бога, а тем более ни в черта вы не верите, уважаемый Макар Иванович? – мягко спросил профессор.
– Да кто в него верит? Сейчас?! В наше-то время?
– Да, да! Я совершенно с вами согласен. Однако есть отсталая часть населения, в ком эти пережитки неистребимы. Пока.
Видите ли, по роду своей деятельности мне часто приходится сталкиваться с необъяснимыми явлениями матушки-природы.
Например, как объяснить тот факт, что многие наши больные в состоянии делирия, так называемой белой горячки, видят, как они выражаются, чертей. Чертиков, э… мнимых существ. Причем описывают их совершенно одинаковыми словами независимо от возраста, пола, расы, образования и прочих факторов. Башкир и русский, татарин и еврей, эвенк и узбек дают описание этих существ, полностью совпадающее с обликом чертей из народных сказок и поверий. Это обычно козлоногие, козлобородые, рогатые, хвостатые, лукавые и хитрые существа. Они, понимаете ли, гримасничают, кривляются, нашептывают, подталкивают под руку. Подговаривают больных черт знает на какую дьявольщину: поджечь дом, выпрыгнуть из окна, убить жену или, на крайний случай, соседа. Причем, представьте себе, их прообразы существовали и прежде! Мучили, терзали, совращали, понимаете ли, древних греков, римлян, иудеев.
Помните врубелевских демонов? Ага! Сатиры, фавны, Пан и прочие. Один и тот же облик! – глаза профессора возбужденно блестели. Он оживленно жестикулировал белыми крыльями кистей. Их полет убеждал больше, чем слова. – Шайтан, Иблис, Сатана, бесы – вера в них неистребима! Как и наша вера в коммунизм! – торжественно закончил профессор.
«Совсем недаром он достиг таких высот», – подумал Нарымов.
Старшина разочарованно торчал рядом. Он сожалел, что записать крамольную речь Стравинского не имелось возможности, а пересказать в письменном изложении с его образованием было затруднительно.
* * *
Первый, кого осмотрели приехавшие посетители, был Никанор Иванович Босой. Кисель его тела до краев был наполнен мелкой дрожью страха, который выплескивался через глаза наружу, на всех входящих в палату. Вот и теперь он с первого взгляда понял все. Никакие белые одежды на плечах вошедших людей не могли скрыть профессиональной принадлежности. Это же подтверждали испанские тиски их кожаных сапог.
«Конец!» – промелькнуло в его обезумевшей голове. Страшная вереница событий, связанная с квартирой № 50 в доме 302-прим, вдруг разбухла до карусели множества голов какого-то бородатого человека на змеиных телах долларов.
Никанор Иванович судорожно икнул, упал на пол и забился в жесточайшем припадке судорог.
– Так! Быстро десять кубиков сернокислой магнезии, – отреагировал Стравинский. Подбежавшая фельдшерица Прасковья Федоровна уже безуспешно пыталась всунуть между судорожно сжатыми челюстями эпилептика тугой жгут полотенца.
– Пойдемте дальше! – предложил профессор. – Здесь налицо мания преследования, осложнившаяся к тому же эпилептическими приступами Джексона.
В следующей палате находился директор театра-варьете Степан Лиходеев. Едва заслышав шаги в коридоре и звук открываемой двери, он испуганно вскочил с постели и, прикрываясь щитом подушки, забился в угол комнаты. Вид его был ужасен. Ранее знавшие Степана люди никогда не опознали бы в этом истощенном, изможденном человеке с лихорадочно блестевшими глазами и серой кожей, заросшем пепельной щетиной, прежнего франта, любимца женщин Степу Лиходеева.
– Доложите нам о пациенте, – попросил профессор врача-ординатора. Тот сделал шаг вперед и произнес:
– Больной Лиходеев, 45 лет. Поступил с диагнозом параноидальная форма шизофрении. Жалуется, что на него действует гипнозом на расстоянии профессор черной магии товарищ Воланд. Заявляет, что все его поступки и действия от него не зависят, а диктуются товарищем Воландом. – Доктор заглянул в шпаргалку истории болезни и прочитал: – «…ничего сам не могу сделать по своей воле, все мне навязывается этим преступным профессором с целью своих пакостных экспериментов». Просит «разгипнотизировать» от влияния профессора товарища Воланда.
В лечении мы применяем электросон, седативную терапию…
