– Очень славный ребеночек! – подхватила чернявенькая невысокая девушка. – С ним вообще никаких проблем! Ест, спит, гуляет! Все бы дети такие были!
Ангус с интересом посмотрел в лицо этой девушке. Странное ощущение – раньше он никогда не разговаривал с рабами. Нет, разговаривал, но… не разговаривал. Что значит «разговаривать» в общепринятом понимании слова? Это значит вести беседу, приводить аргументы, выслушивать ответы. То есть равный говорит с равным. Ангус же просто отдавал приказы, инструктировал и… все. Ему никогда не были интересны лица рабов, он с трудом их различал – какое Ангусу дело до этих лиц? Есть управляющий, который ведет его домашнее хозяйство. Управляющий купил рабов, рабы делают работу по дому и в саду.
Рабы – инструмент, как вилы, грабли, молотки. Мы же не разговариваем с граблями! Впрочем, если только не встаем на зубья лежащих грабель… вот тогда можно с этими граблями и поговорить. И громко!
В общем, Ангус никогда не отличался сентиментальностью и так же, как и все нормальные люди, не разговаривал с домашним инвентарем.
Кстати, вдруг пришло в голову: а что сталось с управляющим? С Деделем? Оказался в пыточной? Как и его хозяин? Увы, вполне вероятно. Нужно ведь инквизиции соорудить заговор, так кто лучше всего подходит на роль заговорщика, как не управляющий поместьем самого злостного бунтовщика?
Жаль Деделя, хороший человек. Один из немногих, кому Ангус верил. Бывший вояка работал не за страх, а за совесть. И рабов не тиранил, и дела шли. Поля, что сдавали в аренду, приносили прибыль. Сады давали массу фруктов. Две фермы, что Ангус некогда выиграл в кости у одного придурковатого аристократа, тоже давали прибыль, а еще – мясо и молоко к столу хозяина. Эх… жить бы да жить! Но хотелось-то большего… намного большего! Человеку всегда мало…
– Иди сюда! – неожиданно для самого себя приказал Ангус и поманил старшую рабыню. Девушка подошла, испуганно косясь на хозяина, ожидая удара или пинка. Съежилась, скривилась, став на миг не просто некрасивой, даже уродливой. Но только на миг. Красивая девушка, очень даже красивая, – Ангус криво усмехнулся. Глаз у Хесса – как у самого лучшего стрелка. Разглядеть в страшных больных дурнушках эдаких вот красавиц – это надо уметь!
– Как твое самочувствие? – неожиданно мягко спросил Ангус, сам себе удивляясь. Разговаривать так, будто это не рабыня, а настоящая свободная родовитая девушка, – когда он стал таким терпимым?! Неужели после того, как с него полосками сняли кожу? Через боль приходит понимание?
– Спасибо, хозяин, все хорошо! – снова поклонилась та, и рубаха обтянула ее худую спину с выпирающими позвонками. Все-таки худоваты еще рабыни, не набрали должного количества мяса и жирка.
– Как тебе живется у нас? Не обижают ли тебя?
Девка как-то странно то ли пискнула, то ли кашлянула, может, засмеялась? Голову не подняла и глухо, в пол, ответила:
– Господа Леван и Хесс очень, очень добры ко мне! Не обижают!
Ангус вдруг ненадолго задумался – «добры» поодиночке или оба сразу? Или это значит только то, что значит? И никакого двойного смысла? Ох уж эта придворная жизнь! Везде ищешь двойной и тройной смысл! Интриги, интриги, интриги…
– Скажи… как тебя звать? Как твое имя? – Ангус вдруг понял, что не знает имени этой девчонки. Как и имен других рабынь. По той же причине – разве человек дает имена столам или стульям? Он просто ими пользуется, вот и все.
– Мое имя Исира, господин! – снова глухо выговорила девушка, и Ангусу это надоело:
– Встань! Не надо каждый раз, когда ко мне обращаешься или когда я к тебе обращаюсь, кланяться в пол!
– Нас так научили, хозяин… – Девушка, уже вставшая с пола, дернулась, чтобы поклониться, но, помня прямой приказ Ангуса, остановилась. – Нас секли, если мы так не делали.
– А теперь не будут сечь, – пожал плечами Ангус. – Я вообще против телесных наказаний. И вот что… Исира… я хочу отпустить тебя на волю. И вас тоже!
Он обвел взглядом застывших, выпучивших глаза от удивления девушек, и добавил, слегка ворчливо:
– Мы скоро уходим из этого дома, и мне не нужно, чтобы нас вычислили по вашим рабским ошейникам. Мы будем выглядеть… хм… совсем по-другому. Потому – нужно обучить вас хорошим манерам, правильной речи, умению одеваться так, как одевается свободная женщина. А для того я применю магию. Очень сложную магию, после которой у вас будет очень сильно болеть голова. Согласия вашего не спрашиваю – вы ведь все-таки мои рабыни. Да что вы так глаза-то таращите, будто я предложил вам прыгнуть в пропасть?! Обычное колдовство! Поболит голова и пройдет! Зато станете грамотными, манерам обучитесь! Умения полезные приобретете! Поняли?
– Поняли, хозяин! – Девушки были так перепуганы, что у какой-то из них даже заклацали зубы.
– Раз поняли, кыш отсюда! Идите, занимайтесь делами! Я позову вас, как все будет готово.
Девушки стремглав бросились бежать прочь, а Ангус же остался сидеть, чувствуя, что оставшиеся на месте парни хотят что-то сказать. Но он не стал им помогать. Пускай сами начнут.
Начал, само собой, Леван – он и официально старший, и возрастом вроде как чуть старше.
– Учитель… ты на самом деле решил их отпустить? И… скажи, а как ты им в головы заложишь эти сами знания? Это что получается, ты в любой момент мог вложить нам в головы все знания, что… нам были нужны? Все заклинания? Растолкуешь нам?
– Да, учитель, растолкуй, пожалуйста! А то просто-таки голова идет кругом! – поддержал Хесс и недовольно покосился на дверь, за которой шумели, громыхали посудой и что-то бубнили девушки, готовившие обед. – Эй, вы там, курицы, потише!
Шум сразу стих, но через минуту возобновился снова – впрочем, все-таки стало немного потише.
– Ребята, магии обучить вот так, вкладывая в голову знания, нельзя. Нельзя обучить быть воином. Можно научить языку, дать манеры, вложить знания о предметах. Но все постепенно, в ограниченном объеме, и после каждого сеанса магии голова будет трещать так, будто по ней молотили палкой. И между сеансами перерывы – самое меньшее неделю. Иначе кровоизлияние в мозг и смерть. Или человек останется дураком. Поняли?
– Нет, не поняли! Почему нельзя сразу заложить в голову заклинания? Мы бы сразу, быстро стали сильными магами! Теперь, когда мы вместе с тобой, учитель…
– А я не пойму, почему нельзя заложить знания о воинском искусстве?! И кстати, учитель, я никогда не слышал о таком колдовстве. Никогда!
– Ты много о чем не слышал, так что же? Многое в мире существует без нашего участия – как ни странно. Хотя… есть и такие мнения: мол, все, что мы видим, суть иллюзия, создание нашего мозга. Вот, например, я вишу где-то в пространстве и придумываю себя и все вокруг себя. И вы тоже – фигуры, придуманные мной. А на самом деле вас нет!
Ангус посмотрел в лица слегка ошеломленных собеседников и двинул кистью правой руки, будто что-то отметая от себя:
