Только теперь Ангус окончательно очнулся, посмотрел влево, повернувшись всем телом, и с досадой, болью в душе опознал тело Левана – тот лежал возле него, глядя в небо мертвыми глазами. Тело парня было покрыто кровавыми пятнами, будто кто-то истыкал его копьем или дротиком. Ангус понял – парень защищал своего учителя и пал, как подобает верному телохранителю. Оружия с ним не было.
Снова осмотрелся – женщин не видно, младенца тоже нет. Не было и Хесса. Куда они делись, Ангус понять не мог. И что тут случилось, тоже непонятно.
Ангус попытался встать, но один из мужчин, что стоял возле людей в форме, что-то резко сказал и, когда Ангус, не поняв его, не подчинился его команде, толкнул лекаря ступней в плечо, опрокинув на землю, больно ткнув в бок носком остроносого башмака.
Женщина резким возгласом остановила мужчину, что-то сказала, и тот отошел от Ангуса, сверля его пристальным, злым взглядом.
И снова лекарь осмотрелся. Трупы фанатиков как лежали, так и лежат там, где их застигла смерть. Оружие «серые» собрали, сложили на холстине, выложив рядами. Ножи, мечи, метательные звездочки – все, что носили с собой убийцы, и все, с чем набросились на беглецов фанатичные безумцы.
Увы, чуть поодаль среди трупов фанатиков Ангус рассмотрел платье одной из бывших рабынь. Как она погибла, что с ней сталось, Ангус не видел – тело заслоняли трупы раскрашенных, – но особого смысла в рассматривании и не было. Ее зарезали, без всякого сомнения. Что же еще-то?
Страшно болела голова. Просто ужасно болела! До тошноты! До искр из глаз! До скрежета зубовного!
И Ангус снова потерял сознание – беспамятство накатило так неожиданно, так быстро, что он ничего не смог поделать. В ушах зазвенело, и… мир погас.
Эпилог
– Да ладно?! Врешь, Исмаил! Сказки какие-то!
– Да что сказки?! Какие сказки?! Меня позвали проводить милицию туда, где мы нашли труп туриста! Группа приехала! Менты! Женщина еще – хорошая такая, зад – во! Классный зад! Я бы…
– Тьфу! Опять за свое! Кто про что, а он про зад!
– Да не про зад! Про бойню! Там трупов было – просто море! Вся поляна в трупах! Головы отрубленные! Руки! Ноги! А живые были, да! Бабы две с ребенком, младенцем, да! И два мужика! Один весь изрезанный, еле стоял, а в руках сабли! Там на земле лежал один еще живой – так тот, с саблями, его вроде как охранял, да! Хотели подойти – он кричит, нападает, сержанту саблей как врезал, аж кровь потекла! Ну его менты и уложили! Весь в дырках был! Второй тоже кинулся, так ему в башку засветили – думали, сдох, а он живой оказался! Ох и досталось нам! Таскали и живых, и трупы! Грузовик пришлось идти в колхоз брать! Председатель ругался! Дел, мол, у него нет других, кроме как ментов возить да трупы! В общем, всех в район отвезли. Откуда взялись там – никто не знает! Чудо! Все как с картинки! Как про старые времена! И бабы – в платьях старинных!
– А баб куда дели?
– Сержант повез бабу с ребенком в город – раньше, чем остальных. Ребенок шибко кричал, есть, наверно, хотел. А девка-то ему не мать! Девка молодая! Ну… я так понял. Менты со следачкой болтали, а я подслушал. Только беда потом с девкой случилась. Слыхал, на трассе бензовоз взорвался? Так вот – пьяный угнал, на трассу вылетел, а там их «жигуленок»-«копейка» с бабой и сержантом. И с водилой, что на трассе поймали. В общем – сгорели все. Только младенец остался.
– Чего несешь-то? Как это – все сгорели, а младенец остался! Он что, выпрыгнул, что ли?! Ерунда какая-то!
– А не знает никто! Говорят: может, выкинули его в окно из машины. Ну… перед столкновением! А может, вылетел, когда бензовоз шарахнул. Только живой он был, говорят. «Скорую» ему вызвали! Только это… ты не болтай, понял?! Мне сказали, чтобы я никому не говорил! Там народу с области наехало! Говорят, секретно теперь все! И я тебе ничего не говорил! Молчи, да?! Никому, да?! Я только тебе! Ну, наливай, чего ты… шашлык стынет! Вино – оно не любит, когда его долго ждут! Хорошее вино, да!
Женщина начала осторожно распеленывать младенца, прикрыв дверь фургона, – все-таки холодно, март, снежок выпал, хотя снег в этих местах в это время года редкость. Если только в горах… Но все равно холодно, а тут младенец!
Что-то с глухим стуком выпало из пеленок, и женщина подняла с пола тяжелый кожаный мешочек. Не заглядывая в него, сунула в сумку с лекарствами и тут же о нем забыла. Туда же отправился тугой сверток странной плотной желтоватой бумаги, который за каким-то чертом неизвестный идиот привязал на животе младенца.
В паху младенца лежал странный мох, вроде толстой ваты, – мокрый, само собой. Как и пеленки. Сухих пеленок не было, пришлось закутать младенца в халат, а потом и в демисезонное пальто, потрепанное от многолетней носки. Фельдшер «Скорой помощи» в зачуханном райцентре совсем даже не то, что первый секретарь райкома. Зарплата – дрянь. Дети. Муж пьет – на новое пальто когда так накопишь?
Сдала младенца, пошла пить чай и… вспомнила о мешочке и о свитке. Села на стул, вздыхая от боли в натруженных, со вздувшимися жилами руках, открыла сумку, достала мешочек. Кожа или скорее замша… завязка – хитрым узлом, но ничего страшного, и не такие узлы распутывала после своих сорванцов. Распустила горловину, подставила ладонь и… ахнула!
Золото! Это точно – золото! Мелкие такие монетки, как чешуйки! С копейку размером. Но это золото, точно, без всяких сомнений!
Оглянулась, трясущейся рукой ссыпала монеты назад. Сдать в милицию?! А вдруг решат, что хотела украсть?! Почему сразу не сказала? Забыла? Ага! Попалась!
Да и деньги нужны… сколько здесь? Полкило, не меньше! Хорошие деньги! И новое пальто! И зимняя обувь детям! И дом отремонтировать!
Да мало ли что можно сделать с деньгами, если они есть! А продать не так уж и сложно – через брата. Тесть-то у него ювелир, а ювелиры, они купят, точно купят! На зубы опять же. Кавказцы любят золотые зубы!
Снова, как шпионка в старом дурацком фильме, оглянулась по сторонам и спрятала тяжелый мешочек в карман кофты. Стыдно, конечно, обворовала младенца – но ей-то нужнее! Точно нужнее!
А что за бумага? Может, и в ней что-то есть?! Что-то завернуто?! Деньги?!
Нет, не деньги. Ровные строчки – видно, что писали от руки, красиво так, но на незнакомом языке. Похоже на японский. Или китайский. Или еще какой. Что-то вроде иероглифов. Денег, наверное, стоит… только продавать нельзя. Вдруг кто спросит: а не было ли там еще и мешочка?!
Убрать, от греха. Сжечь! Да, сжечь! Или просто закопать. А что – взять и закопать! Сказала «а», надо сказать и «б», как говорила мама.
Взяла мешочек с деньгами – теперь все, назад дороги нет.
Ольга Викторовна вздохнула и убрала свиток в старую потертую сумочку. Дома решит, что делать с бумагой. До конца смены оставалось всего полчаса. Хорошо бы больше никуда не ездить!
Скорее бы домой… Васька свой процент возьмет – жадный, как черт! Но не обманет. Совести не хватит обмануть. Или обманет? Золото же!
