– Нет!
Должно быть, Мрачный все понял в то самое мгновение, когда солнценож уже слетал с кончиков его пальцев, и, движимый грехом сострадания, попытался предупредить зазевавшуюся мать. Размытое черное пятно приближалось слишком быстро, ни один смертный не способен увернуться от солнценожа, брошенного верной рукой. Лучшая знала, что он направлен прямо ей в грудь.
Но Рогатые Волки, избранные дети Падшей Матери, становились, когда это было необходимо, кем-то большим, чем простые смертные. Лучшая успела уклониться, боковое лезвие лишь чиркнуло по плечу – легкий укус, побуждающий ее бросить в Мрачного свой солнценож.
Тот самый, что был сделан из праха его прабабушки.
Тот самый, что никогда не промахивался и убивал мгновенно.
В отличие от сына, Лучшая не проронила ни звука, когда метнула многолезвийное оружие. Это был ее последний урок сыну, и она лишь молилась о том, чтобы тот принял его близко к сердцу.
Мрачный потянулся к своему ножу, и тотчас рогатый волк рванулся с места… Но не проскользнул в узкий промежуток между деревьями, чтобы откусить руку варвару или пронзить его кривыми рогами, а закружился вихрем белого меха и через мгновение растаял в ночи. Уже отводя руку для замаха, Мрачный бросил взгляд на охотницу из клана Рогатого Волка, надеясь, что и та исчезнет вслед за своим тезкой, но она засмотрелась на Гын Джу, смело вышедшего с четырехтигриным мечом наголо из-за кипариса. Охотница тоже держала в руке солнценож, но Мрачный в быстроте превосходил любого, когда это было необходимо; он первым направил холодную сталь прямо в грудь… собственной матери?
– Нет!
Она оказалась еще проворней, чем он о ней думал, хвала крови Костлявой, текущей в венах у них обоих. Солнценож лишь коснулся ее предплечья и улетел в чащу. Но для чего она подкралась к Мрачному? Как очутилась здесь? И зачем, зачем, зачем ее солнценож помчался к нему еще до того, как он сообразил, что происходит?
Ужасно умирать подобной смертью, но то, что случилось дальше, было еще хуже. Стремительно, словно отблеск лунного света на воде, Гын Джу бросился к Мрачному, а его широкий меч двигался еще быстрее. Обезумевший непорочный, видимо, решил отбить летящий солнценож, но такая хрень случается только в песнях, только в самых неправдоподобных балладах. И Гын Джу должен был понимать, что это не под силу ни одному смертному, что единственная преграда, способная остановить летящий снаряд, – его собственное горло. И не важно, кого он пытался изобразить, героя или мученика, конец все равно один.
Мысли Мрачного опережали его ноги, но все равно не могли сравниться со стремительностью оружия его матери. Нож уже подлетел к Гын Джу, и предпринимать что-то было слишком поздно. Каким бы ловким Мрачный себя ни считал, он не успевал помешать тому, что происходило прямо у него перед носом. Все уже случилось, а он еще не верил, что это могло произойти.
Болезненный вздох Гын Джу тут же потонул в лязге металла и раздавшемся через мгновение глухом стуке. Отбитый легендарным мечом, солнценож с силой вонзился в ствол соседнего кипариса.
Крик облегчения, вырвавшийся у Мрачного, был несколько преждевременным – сразу после броска мать устремилась к сыну, а Гын Джу развернула отдача меча. Варвар метнулся к ножу, который должен был поразить его и только чудом не убил непорочного, ухватился за отделанную кожей рукоятку и потянул изо всех сил. Два лезвия так крепко засели в дереве, что он чуть не вывихнул плечо, но все-таки выдернул нож и круто развернулся, чтобы бросить в охотницу, прежде чем поддаться глупой нерешительности, подумав, что это его мать, хотя ясно же, что она пришла сюда за его сраной жизнью.
Но он все равно не решался, а мать мчалась на него с копьем наперевес. Мрачный только теперь осознал, почему она не обращает внимания на Гын Джу, дотянуться до которого было бы проще. Непорочный лежал на земле, все еще сжимая рукоять меча с четырьмя тиграми, а верхняя часть лезвия торчала из его плеча, и по сияющему под луной металлу текла кровь. Это было невозможно, немыслимо… но это произошло. Гын Джу уверял, что его знаменитый клинок разрубит пополам любой другой меч, но и ему не сравниться с крепчайшей сталью Рогатых Волков. Гын Джу отбил солнценож, однако хваленый четырехтигриный меч сломался, верхняя часть клинка отлетела назад и вонзилась в плечо чуть выше подмышки.
Значит, Гын Джу удалось стать одновременно и героем, и мучеником, он спас жизнь Мрачному, но заплатил за это не только собственной жизнью, но и клинком, который ценил, возможно, еще дороже. Нож с черными лезвиями, который варвар держал в отчаянно дрожавшей руке, все-таки убил Гын Джу… а теперь должен убить еще одного человека, которого Мрачный тоже любил.
Он завыл, но не как смертный и даже не как демон, а как рогатый волк, скорбящий по своей умершей подруге.
Мать с занесенным для удара копьем перепрыгнула через корчившееся от боли тело Гын Джу, преодолев последние несколько шагов, что отделяли ее от Мрачного. И тогда неумолимая охотница совершила самое ужасное преступление против своего любящего сына, который так старался понять ее. Она усмехнулась.
Глава 25
– Ну хорошо, это точно не зверь, – согласился Диг и начал одеваться, хотя только что презрительно отмахнулся, когда Пурна сказала, что слышала в лесу крик.
Сидеть на дереве, даже на такой толстой и крепкой ветке, в мокрой одежде нелегко, но всяко лучше, чем сражаться в одних панталонах, когда приблизится источник шума… Или когда они сами к нему приблизятся, а это стало почти неизбежно – Пурна согласна съесть шляпу Дигглби, если этот яростный и в то же время беспомощный вой исторгся не из глотки Мрачного.
Паша чуть не свалился с ветки, но все-таки удержался.
– Жопа-жопа-жопа, – пробормотал он.
– Жопа-жопа-жопушка, – подхватила нараспев Пурна. Каким бы несчастным ни показался ей голос, Мрачный жив, и это лучшая новость за всю ночь. – В Медовом чертоге Черной Старухи у тебя будет вдоволь времени, чтобы сокрушаться по своей заднице, Диг, и чем скорее мы туда доберемся, тем раньше ты сможешь этим заняться.
– Веселись на здоровье в жалком кремнеземском трактире, а мою особу королевская карета отвезет прямо в Сад Звезды, и я имею в виду совсем не Тао, – парировал Диг, доставая из-за пазухи отделанную сапфирами коробочку, которую Пурна прежде ни разу не видела, открывая с громким щелчком и вынимая не жука или еще какую дрянь, а стопку маленьких круглых лепешек. – Хочешь причаститься, пока не поздно? Мой рай от меня никуда не денется, но я сильно сомневаюсь, что наши последние приключения обеспечили тебе место в Медовом чертоге.
– Ни капли не смешно. – У Пурны екнуло сердце, когда Диг осторожно положил лепешку в рот. Мысль о том, что Диг может быть святошей, почему-то испугала ее сильнее, чем вой Мрачного. – Что это, сгущенная паучья слюна? Решил перекусить перед охотой?
