Она подошла к выходу из палатки, когда Доминго наконец сделал выбор. Он уже предал королеву Индсорит, вступив в сговор с папессой И’Хомой, в этом нет сомнений. И хотя долг перед королевой никоим образом не будет оплачен, если он заключит новый союз с ее противниками, в одном генерал Чи Хён права: Вороненая Цепь остается главным врагом для каждого здравомыслящего смертного, и Доминго лучше, чем кому-либо другому, известно, что эта угроза куда страшней для империи, чем вторжение любой армии или банды головорезов. Но самым важным и неотложным вопросом была судьба Пятнадцатого полка – тысячи солдат уже полегли из-за глупости своего командира, и если он может спасти немногих уцелевших, значит должен сделать хотя бы это, будь оно все проклято!
– Ей ведь это не понравится? – произнес он, когда ведьморожденная уже подняла полог палатки перед генералом. – Если я дам согласие и вы спасете моих солдат, София взбесится.
– Думаю, да, – ответила генерал Чи Хён, недоверчиво оглянувшись.
– Тогда я с вами, – объявил Доминго и откинулся на подушку. – Если вы спасете Пятнадцатый полк, я никогда не забуду свой долг перед вами. Даю слово барона Кокспара, что помогу вам в войне против Вороненой Цепи.
– Рада, что вы теперь на моей стороне.
Генерал Чи Хён постаралась сдержать улыбку, отдавая ему честь. Ведьморожденная у нее за спиной тоже вскинула руку.
После секундного колебания Доминго Хьортт ответил на жест. Поднятая рука отплатила резкой болью. Как и следовало ожидать.
Глава 8
София потеряла все: мужа, деревню, империю, демона и даже свою дорогу. И тем не менее она ухмылялась, словно маньяк в детском приюте, потому что у нее осталась месть. Двадцать семь кавалеристов, уничтожавших Курск, стояли перед ней, скованные цепями, в ожидании ее суда. И да, наказание она для них придумала что надо.
Ядовитый дым, словно болотные испарения, все еще клубился над промерзшим полем боя, но здесь, в самом центре, в его покрове образовалась брешь, явив темные облака наверху и еще более темное нечто внизу.
Как и все другие Врата на Звезде, они казались чем-то почти обычным – абсолютно ровное отверстие, пробитое в толще земли. Их можно было бы принять за озеро с черной маслянистой водой, если бы не создаваемое ими ощущение чуждости всему миру смертных: снежные хлопья темнели, не долетая до поверхности, и либо испарялись с шипением, либо скукоживались в мелкие градины. Самое то, чтобы взбодрить пожилую вдову хмурым утром. Она поймала себя на том, что оглядывается по сторонам, и вспомнила, что Мордолиз сбежал; жаль, ему бы понравилось зрелище.
– …Тем больше причин исчезнуть на время, понимаете? И если бы вы могли показать мне, где это случилось, ведь Диг ничего не помнит… Ух ты!
Врата сделали то, что не удалось Софии, – заставили заткнуться тапаи Пурну и пашу Дигглби, надоедавших ей всю дорогу. Озера сверкающего полуночного мрака, одновременно манящего и отталкивающего, всегда производили на смертных сильное впечатление, но это озеро затмило собой прочие, раскинувшись во всю ширь долины. В самом деле «ух ты!».
– Значит, все, кто не вернулся из боя и не найден мертвым… попали туда? – произнес Дигглби тем приглушенным тоном, который появляется у большинства людей поблизости от чего-то священного… или чего-то пугающего.
– Да, Врата проглотили их в один миг. – София с запозданием вспомнила, что ей следовало придать голосу скорбную интонацию: двое друзей ее спутников, Хассан и Дин, до сих пор не нашлись, как и тысяча других кобальтовых. – Но есть надежда. Может быть, с ними там ничего не случилось.
– Правда? – Судя по голосу, Пурна не поверила.
– Ну хорошо, есть самая чуточка надежды, – поправилась София. – Во многих песнях говорится о людях, исчезнувших во Вратах и неожиданно объявившихся где-нибудь еще. Такое случается.
– Чепуха, – проворчал Дигглби, но это была оптимистичная чепуха.
– Маловероятно, конечно, но, как я уже сказала, такое случается. Я сама знаю несколько человек, побывавших там и вышедших невредимыми на другом краю Звезды.
София решила умолчать о том, что эти люди прошли сквозь Врата особым способом, воспользовавшись помощью демонов, в отличие от тех, кто просто вдруг обнаружил Изначальную Тьму у себя под ногами. Любой здравомыслящий человек предпочел бы верную смерть попаданию во Врата, и сама София не была исключением… По этой причине она и пришла сюда сегодня.
– Но как ни увлекательна наша беседа, мне нужно заняться делом. А вы можете уйти или остаться – при условии, что не будете отвлекать меня.
– У вас найдется еще пара минут? – снова начала Пурна.
По отчаянным взглядам, которыми девушка обменялась с Дигглби, София поняла: эта парочка догадывается, зачем пленников привели к краю Врат, и надеется отговорить ее. Если бы она не знала, что сделали имперцы со всем населением ни в чем не повинной деревни, сама бы сочла предстоящее слишком жестокой забавой.
– Я хочу сказать, что вы капитан, и если прикажете солдатам обождать, они будут только рады…
– Вам уже пора, дети, – не без сочувствия сказала София. – Будете лучше спать, если уйдете прямо сейчас.
Дигглби не требовалось уговоров, он с готовностью двинулся назад, к цепочке пленных и охранников, но Пурна ухватила его за золотистую косу. Казалось, паша сейчас рванется, словно ящерица, и убежит прочь, оставив вместо хвоста клок волос, но он обернулся к Софии и выдохнул с таким напором, что хватило бы паруснику переплыть озеро Юсифуг. Дав знак командиру конвоя, София с удовлетворением наблюдала, как пленных выстроили вдоль кромки Врат, в считаных шагах от обрыва.
В лагере, за частоколом, эти люди были такими же смирными, как и остальные пленные имперцы. Что бы ни сделали с ними перед битвой цеписты, внушив безумную жажду крови, теперь азгаротийцы выглядели совершенно растерянными и безвольными – глупые телята, никогда в жизни не противившиеся приказам. Привести их сюда было легче, чем загнать отару в овин. Однако теперь, когда пленные увидели результат ритуала Цепи, выражение на их лицах стало меняться. Как будто эти люди вдруг очнулись от долгого сна. Одни поспешили отдалиться от Врат, насколько им позволили оковы, другие в смятении озирались по сторонам, третьи упали на колени, четвертые завопили хриплыми голосами, требуя ответа на вопрос: что здесь, во имя Падшей Матери, происходит? Это преображение глубоко поразило и кобальтовых охранников, и обоих аристократов, но лишь воодушевило Софию; она как раз и хотела, чтобы приговоренные забеспокоились и поняли, что их ожидает. По крайней мере одна, более сильная сторона ее натуры хотела этого; другая, слабая, сама была шокирована жутким замыслом, и тонкий внутренний голос протестовал все громче. Это отвратительное, тошнотворное чувство – когда разрываешься между раскаянием за преступление, которого еще не совершила, и горячим желанием его совершить.
