Черная Папесса поднялась на ноги, возвысившись над Индсорит, и все вокруг накрыла огромная тень, словно гигантский левиафан, расправив крылья, взлетел с горестным стоном над стенами Диадемы и медленно поплыл в сторону Нижнего дома. И’Хома повернула голову навстречу приближающемуся неведомому ужасу, но королева не смогла ничего разглядеть, поскольку епископы и кардиналы тоже встали с колен и окружили ее плотным кольцом. Они расплавили у нее над головой рог из горящего воска, затем поцеловали ей ноги мокрыми от слез губами. Когда все было готово, клирики вкатили в собор огромного идола на колесах, подняли Индсорит по ступеням тисовой лестницы и привязали к седлу на его вершине сплетенной из волоса веревкой. Отлитый из бронзы и серебра идол высотой с городской дом напоминал стенобитный таран откровенно фаллической формы, его тащила упряжка не обычных волов, а огнеглазые горгонобыки, пойманные в болотах Мешугга и усмиренные с помощью священных трав, так что они вместо ядовитых паров стали выдыхать аромат жасмина. Вот так бывшая багряная королева встретилась со своими подданными в первый раз со вчерашнего дня, когда ее лишили Сердоликовой короны. Полуслепая от застывшего на глазах воска и крови, что струилась из-под шипастого венца, надетого Черной Папессой, она молила небеса, чтобы это апокалипсическое видение оказалось лишь галлюцинацией, вызванной ядом или мистической силой ритуала.
Процессия вышла из Низшего Дома, с трудом пробиваясь сквозь заполнившую улицы толпу людей с синюшными, как у трупов, лицами. Еле шевеля распухшими губами, Индсорит беззвучно возблагодарила небеса за то, что холодный горный воздух привел ее в чувство. Поначалу ей казалось, что волнующаяся толпа тоже пылает, выбрасывая клубы дыма в освещенное пожаром небо, но потом, оглядевшись, она поняла, что дымятся не горожане, а сам город: многие из непропорционально высоких домов с двух сторон бульвара охвачены пламенем. Сверкающие искры волнами поднимались ввысь, чтобы согреть холодные звезды.
Но как бы упорно она ни твердила себе, что видит лишь иллюзию, вызванную ритуалом и отравлением, отличить факты от фантазии в этом кошмаре было почти невозможно. Чем сильнее Индсорит сосредотачивалась, тем больше убеждалась, что все происходит на самом деле, хотя и кажется невозможным. Один за другим от плотной толпы отделялись неясные силуэты, приближались к неторопливо катящейся по улице конструкции и прыгали в широко распахнутую, ухмыляющуюся пасть Обманщика, изображенного в верхней части непристойного идола, к которому была привязана королева. Индсорит узнала свою мать; та бросила ей венок желтовато-серых роз, а затем, извиваясь всем телом, исчезла в темном отверстии. Другие подходили с меньшей охотой. Вот младшие братья прыгнули в пасть вслед за распевающим гимны отцом. Из толпы выбралась София, за ней сестра Портолес, обе кивнули Индсорит и, в свою очередь, исчезли в чреве идола, принеся себя в жертву адскому ритуалу Вороненой Цепи.
Этого не могло быть на самом деле. Не могло и не было, пусть даже цеписты верят в воскрешение мертвых. Но, хотя одурманенная Индсорит понимала, что просто примеряет маски своих знакомых случайным людям, это не делало картину жертвоприношения менее страшной и отвратительной.
Когда невинные младенцы и восторженные грешники исчезали в разверзшейся пасти, внутри идола плотоядно вздрагивали хитроумные механизмы, а из отверстия под ногами Индсорит на мостовую выплескивалась кровавая пена. При других обстоятельствах пробегавшая под сиденьем дрожь разогретого металла могла бы показаться даже приятной, но в сочетании с обжигающим кожу дымом и тошнотворным запахом становилась непереносимой, так что Индсорит едва не упала с головы идола, и только веревки, впившиеся в воспаленную плоть, удержали ее. Эхо песнопений разносилось по всему городу, пока процессия со свергнутой королевой неумолимо двигалась вперед, направляясь, как уже поняла Индсорит, к расположенным в самом сердце Диадемы Вратам, которые мистики Цепи называли Пупом Звезды…
В годы своего правления багряная королева редко посещала Предвратную площадь и, будь на то ее воля, не появилась бы здесь ни разу. Никто уже не помнил, с какой целью древние архитекторы возвели город в жерле потухшего вулкана, как не помнили и о многих других тайнах Века Чудес, и единственными, кто добровольно приходил на это мрачное место, были эмиссары Вороненой Цепи. Трудно поверить, но еще два года назад Индсорит недоумевала, зачем понадобилось верующим смертным это окно в Изначальную Тьму, и советник объяснял: перед тем как припасть к груди Падшей Матери, преображенные анафемы подходят к самому краю бездны и бросают туда демонически измененные части тела, от которых их избавляют папские хирурги. Представив себе, как несчастных страннорожденных заставляют наполнять огромные бадьи ампутированными кусками собственной плоти и сбрасывать во Врата только для того, чтобы получить право служить той самой силе, которая их искалечила, Индсорит пересмотрела свое отношение к Вороненой Цепи и пожалела, что в свое время не согласилась уничтожить ее. Вместо этого она издала указ, что имперские страннорожденные более не подчиняются жестоким церковным законам. Вследствие чего папа Шанату поднял вселенский крик и обвинил ее в превышении полномочий… Когда же Индсорит отказалась пойти на попятную, вспыхнула гражданская война.
И что это принесло ей и ее подданным? Очевидно, только смерть. Голод в одних провинциях, произвол и беззаконие в других, и каждая норовит вцепиться в горло соседке. Ради окончания войны и восстановления порядка королева с радостью приняла отречение папы Шанату, но вынуждена была также признать его сумасшедшую племянницу законной наследницей папской кафедры, даровав ей в придачу много новых привилегий. Страннорожденные стали жить ненамного лучше, Индсорит больше потеряла, чем приобрела, и все труднее было удерживаться на багряном престоле. И что теперь? Ей едва не разорвали мозг каким-то ядом, ее пленили в ее собственной столице и, весьма вероятно, отправят той же дорогой, что и отрубленные крылья и хвосты страннорожденных.
Все это лишь подтверждает, что она напрасно не послушалась Хьортта, Ждун и других старых полковников, предлагавших вытеснить сраных цепистов из столицы в их тихие Норы среди древних развалин, что окружают Предвратную площадь, чтобы истинные верующие предстали перед судом своей богини. Подумать только, это предложение показалось Индсорит варварски жестоким…
Процессия достигла ощетинившихся железными шипами ворот, какие перегораживают каждый из пяти бульваров, ведущих к Предвратной площади. Массивные створки повернулись на петлях и пропустили тяжело ступающих, сверкающих чешуей быков, тянущих за собой идола. И’Хома покинула свое сиденье в задней части конструкции и прошлась с важным видом вдоль гигантского фаллоса, пригоршнями бросая в толпу пепел из висевшего у нее на поясе мешка из козьей шерсти. С высоты своего места Индсорит казалось, будто Черная Папесса танцует на золоченой крыше небес. Затем почти полностью обнаженная девчонка остановилась позади неудобного трона пленницы; измазанные вином губы выглядели таким же безумным кошмаром, как и огнекрылые ангелы, вившиеся над головой малолетней папессы.
Этого не могло быть на самом деле, но это было абсолютно реальным.
– Узрите чудо, – прошептала Черная Папесса, и эхо повторяло ее слова, все громче и громче с каждым разом.
